Свет и тени в среде обитания - [8]

- Я спрашиваю о моей рубашке и моих брюках, а не об этой накрахмаленной наволочке с рукавами.

- Там еще бритвенный прибор, - сказала она и ушла на кухню.

У него все равно не было выбора.

Вадим продолжал что-то ворчать, но она его уже не слышала, занявшись приготовлением салата.

Прошло еще минут тридцать, и он появился за спиной - в новой синей рубашке, подвернутых внизу джинсах и даже свежевыбритый, смущенно потирая щеку. Теперь он выглядел ярче и молодо, лишь взгляд оставался прежним, словно бег за собственной тенью все еще продолжался. И мокрые волосы висели длинными прядями, как у эстрадного певца или отшельника.

- Должна же я была вас как-то отблагодарить! - сказала Наташа. - А вам идет. Цвет неба. Кого-то вы мне напоминаете...

- Идиота, - коротко разъяснил он. - Лично я себя таким и ощущаю. Столь глупых ситуаций в моей жизни уже давно не было. С тех пор, как отметил плачем свой первый день рождения.

- Не надо гневить судьбу, я ведь еще собираюсь вас подстричь. Не беспокойтесь, я умею это делать, - добавила она, поскольку Вадим в ужасе замахал руками.

Но Наташа уже взяла приготовленные ножницы, полотенце, расческу и указала на стул.

- Ну пожалуйста! - попросила она.

- С каких это пор девушки стали командовать взрослыми мужиками? спросил он, но покорился ее желанию. - Ладно, стригите. Только оставьте хотя бы второе ухо.

- Я сделаю все так, что ваш... изъян совершенно не будет заметен, успокоила Наташа, догадываясь, почему он носит длинные волосы. - Это не проблема. После института я работала парикмахером. Вы спросите почему?

- Нет. Мне это не интересно. Но хорошо хоть не патологоанатомом. А то бы вы, наверное, захотели меня препарировать.

- Потому что по своей специальности я не могла устроиться нигде, продолжала Наташа, будто разговаривала сама с собой, и при этом быстро и ловко работала ножницами. - А в салон красоты меня привела подруга, я прошла трехмесячные курсы и научилась всему. Даже получила приз. В этом нет ничего сложного; по-моему, стричь баранов гораздо труднее. Простите за сравнение.

- Ничего-ничего, мы привыкшие.

- Между прочим, когда на конкурсе я делала модельную стрижку моему жениху, он в меня и влюбился.

- Вот как? Значит, он выжил? После того как взглянул в зеркало?

- Не крутите головой, сидите спокойно. Обещаю вам, что вас будет не узнать. Вспомнила, на кого вы похожи. На Роберта де Ниро.

- Это хорошо или плохо? Просто я с ним не слишком знаком.

- Все относительно...

она закончила работу и чуть отошла в сторону, протянув зеркало.

- Теперь любуйтесь.

Странно, но он не сразу узнал себя: на него смотрело совсем другое лицо - в нем исчезла какая-то постоянная настороженность, и равнодушие, и собачье чувство вины, и глубоко прячущаяся грусть, и даже морщинки возле глаз не выглядели столь беззащитно-усталыми. Но ее искусство здесь было ни при чем. Иногда происходящее внутри меняет внешность не хуже ножниц, бритвы и нового платья.

- Дело сделано, и теперь уже ничего не воротишь, - все же скептически сказал он, пытаясь скрыть волнение. - И такого полюбят. Может быть, вам на прощание сложить печку? Тогда я пойду...

Наташа покачала головой. Ни ей, ни ему не хотелось расставаться на такой ноте, и оба чувствовали это. Вадим взял в руку бутылку французского вина и налил в бокал. Доверху.

- На дорожку, - произнес он. Но пить не стал. Передумал. Просто пошел к двери и, не оборачиваясь, помахал рукой.

- Подождите! - выкрикнула Наташа, словно очнувшись. - А... кто будет обедать?

Вадим остановился на пороге, глядя на нее как-то сбоку, издалека, сквозь солнечные блики, а все кругом от этой игры света и тени теряло очертания.

- Что-то я сегодня не голоден.

- Тогда... закройте дверь. И идите сюда.

Это прозвучало как просьба, и мужчина, пожав плечами, вернулся. Наташа, набрав воздуху, будто собираясь с силами, неожиданно произнесла:

- Хотите, я расскажу вам о себе? Садитесь! - решительно добавила она. - И слушайте.

- Только не очень длинно и монотонно, - попросил Вадим, вновь подчиняясь ей. - Я засыпал даже на экзаменах.

- Постараюсь. Пейте вино. Ешьте салат. А я буду говорить. Если начнете храпеть, я вас разбужу. Дуршлагом по макушке.

Но она опять замолчала и задумалась. Вадим подсказал:

- Итак, я родилась в одна тысяча восемьсот семьдесят седьмом году, аккурат перед началом русско-турецкой войны... В зимнюю полночь и полнолуние, когда Стрелец перешел в Козерога, а в Замоскворечье выпал долгожданный снег.

- Если вы будете мне мешать, я вас убью, - пообещала девушка. Обойдемся без суфлеров.

- А хотите, я сам о вас расскажу? - предложил вдруг мужчина. - Очень коротко. Ведь все мы, когда начинаем свою биографию, упускаем самое важное, которое всегда кажется мелочью. И наоборот, детали выдаем за главное. Стереотип мышления. Родился, что-то окончил, изобрел, награжден, умер. Кому это интересно, кроме тебя самого? Но когда твой брат пролил кружку молока, а наказали тебя и ты впервые понял, откуда растут ноги у несправедливости и где она прячется, обида? Что есть смерть, вошедшая в соседнюю комнату, к твоему отцу? Боль от предательства и физическая боль, перваялюбовь и ненависть, желание убить, жажда и страх греха, осознание собственного ничтожества и величия, покой в душе, презрение, счастье, беда - когда это приходило к тебе, куда исчезло, как изменило разум, всю жизнь? Всего этого мы не говорим. Да и не знаем, или не можем вспомнить, или не хотим. Получаются даты. А то, что ты стоял под дождем, и плакал, и слушал музыку из открытого окна, и был счастлив, и знал, что такое уже не повторится никогда, - почему эти мгновения не остались для тебя священны?.. Я говорю так, к примеру, - добавил он, помолчав. - У каждого свой дождь.