Свет грядущих дней - [138]

На 29 апреля 1943 года Густа с подругами по камере запланировали побег[817], потому что знали: в этот день их отправят на смерть, и так же, как Реня, решили – сейчас или никогда. Когда их вели к поезду, в какой-то момент, прямо посреди запруженной людьми городской улицы, Густа, Голя, их подруга Геня Мельцер и еще несколько заключенных остановились и отказались двигаться дальше. Гестаповские охранники пришли в замешательство. Один достал пистолет. Геня моментально метнулась ему за спину и толкнула под локоть, дуло подскочило вверх.

В этот момент девушки побежали, прячась за двигавшимся конным экипажем. Гестаповцы прямо посреди людной улицы стали стрелять по ним, маневрировавшим за разными укрытиями.

Выжили только Густа и Геня. Геня спряталась за дверью, Густа была ранена в ногу.

Независимо от женщин Шимшон в тот день тоже бежал из тюрьмы. Они с Густой встретились в маленьком городке неподалеку от Кракова, где скрывались несколько членов «Акивы». Они возобновили партизанскую борьбу, организовали несколько боевых отрядов, стали выпускать и распространять подпольные листовки. Несколько месяцев спустя, примерно тогда же, когда Реню бросили в тюрьму, Шимшона снова схватили; они с Густой тогда готовились тайно перебраться в Венгрию. Шимшон потребовал, чтобы к нему привели жену. Нацисты явились туда, где пряталась Густа, с запиской от него, и Густа сдалась без единого слова. Трижды не повезло. Обоих расстреляли.

* * *

В мгновение ока девушки помогли Рене переодеться в новое платье и туфли[818], набросили на плечи шаль. Сара и Реня держали под наблюдением одну, Галина – другую сторону площади.

Если им суждено быть пойманными, Реня не хотела, чтобы пострадала и Галина.

Потом они побежали так быстро, как не бегали никогда, задыхаясь, пыхтя.

Сестры подбежали к месту, где улица уходила вверх – Рене было не под силу преодолеть подъем. Никак. Никак!

И снова чудо: мимо проходил заключенный-итальянец.

– Сюда, – сказал он, протянул Рене руку и помог.

Она с трудом перелезла через колючую проволоку, окружавшую площадь. Девушки оказались на улице, на открытом месте. Это была самая опасная часть побега и самый критический момент в жизни Рени. Они не знали, куда бежать, и побежали прямо. Платье Рени было испачкано в грязи после подъема, но она продолжала бежать – откуда только брались силы. Быстрее, быстрее! Реня оглянулась, чтобы удостовериться, что их не преследуют. Ветер холодил вспотевшее лицо и тело. Она ощущала присутствие родителей так, словно они действительно были рядом, защищали ее.

По дороге приближалась машина.

Сара обхватила голову руками.

– Сейчас нас поймают! Это конец.

Но машина проехала мимо.

Сара закричала:

– Реня, быстрее! Последний рывок. Если преодолеем, останемся живы.

С каждой минутой сил у Рени оставалось все меньше. Она старалась, старалась, но у нее подкашивались ноги, и в конце концов она упала. Сара, вся в слезах, подняла ее.

– Реня, – умоляла она, – пожалуйста, иди. Если остановишься, это будет конец нам обеим. Сделай над собой усилие. Ведь у меня никого, кроме тебя, нет. Я не могу потерять тебя. Ну, пожалуйста!

Ее слезы капали на лицо сестры, возвращая ту к жизни. Реня немного постояла, и они двинулись дальше.

Но Рене не хватало воздуха, во рту пересохло, она не чувствовала собственных рук, словно у нее случился удар. Ноги были резиновыми, подгибались под ней.

Каждый раз, когда слышался звук приближавшегося автобуса, у обеих замирало сердце. Прохожие, замедляя шаг, глядели на них так, словно они были сумасшедшими.

Очередной автобус остановился рядом с ними. Реня была уверена: вот оно. Они ничего не смогут сделать. Гестапо легко поймает их, это может случиться в любой момент. На сестрах была грязная одежда, грязной была и обувь, они выглядели в высшей степени подозрительно.

Автобус снова тронулся.

Сара прошла вперед футов сто, Реня едва тащилась за ней. Непривычно было идти одной, без охраны. Так, медленно, девушки дотянули до Катовице, проделав четыре мили.

Смочив платок слюной, Сара вытерла Рене лицо и стряхнула грязь с платья. Она светилась от счастья. Тут у нее была знакомая немка. Наха Шульман, жена Меира, выдававшая себя за католичку, работала у нее швеей. Сестры не могли сесть в трамвай, чтобы не нарваться на какого-нибудь жандарма, но идти было уже недалеко. Всего еще четыре мили.

Реня двигалась медленно, шаг за шагом, по обочине. И вдруг впереди – группа жандармов. В форме. Реня задрожала. Разворачиваться было уже поздно.

Мужчины поравнялись с ними, оглядели девушек и… пошли дальше. Реня заставляла себя двигаться. Ей приходилось останавливаться через каждые несколько шагов, чтобы передохнуть. Она тяжело дышала, все тело пылало.

– Уже недалеко, – подбадривала ее Сара. Если бы могла, она понесла бы сестру на руках.

Реню качало, как пьяную. Сара тащила ее вперед. Одежда у них взмокла от пота.

Реня делала над собой невероятные усилия – ради сестры.

Наконец они подошли к первым домам на окраине города Семяновице. Реня не могла уже пройти больше двух шагов, чтобы не остановиться и не прислониться к стене. Она не обращала внимания на прохожих, да и едва различала их – перед глазами все расплывалось.