Свет грядущих дней - [130]

Среди сокамерниц Рени были и мелкие преступницы: женщины, арестованные за торговлю на черном рынке, или за несоблюдение затемнения, или еще за какую-нибудь «ерунду» в этом же роде, как она выразилась. Им жилось полегче: разрешалось получать продуктовые передачи и одежду, немцы проверяли посылки и оставляли себе то, что получше.

Реня задавалась вопросом: почему она все еще в Мысловице? Почему ее не увезли отсюда? Почему она все еще жива? Ведь столько женщин уже умерло за это время и столько пришло им на смену.

И вот однажды настала ее очередь. В камеру вошел надзиратель-мужчина. Он посмотрел на Реню и спросил, за что она сидит. Она ответила, что ее арестовали при пересечении границы.

– Пошли, – приказал он.

Что это будет? Пуля? Петля? Средневековая пытка? Или Освенцим?

Она не знала способа, но знала результат: это был ее конец. Конец.

* * *

Освенцим, высший образец звериной жестокости, находился на расстоянии автобусной поездки от Мысловице. Но несмотря на условия, широко снискавшие печальную славу, под рубцами и шрамами лагерной жизни там бурлило сопротивление. Освенцимское подполье состояло из разных (порой не согласных друг с другом) групп из разных стран, из людей, придерживавшихся разных принципов, в том числе существовала группа евреев, которых не отправили сразу в газовую камеру, а использовали как рабскую рабочую силу. (Чтобы попасть в их число, многие еврейки в концлагерях старались выглядеть моложе – соскребали краску с обуви и ею румянили щеки и красили губы, волосы смазывали маргарином и гладко зачесывали назад, одновременно маскируя седину[783].) Транспорт, привезший из Бендзина товарищей, принадлежавших к Сопротивлению, пополнил подполье[784] и влил в него новую энергию.

Анна Хейлман[785] впервые услышала о существовании движения от соседки по блоку, еврейской девушки, выдававшей себя за польку и имевшей связи с Армией Крайовой. Четырнадцатилетнюю Анну привезли в Освенцим за год до того вместе со старшей сестрой Эстер. Девочки происходили из полностью ассимилированной варшавской семьи, принадлежавшей к верхушке среднего класса, выросли под присмотром нянечек, привыкли ходить в кафе-мороженое для гурманов. Теперь они жили в женском лагере Биркенау и «работали» на фабрике «Юнион», которая афишировала себя как «велосипедная», а в действительности представляла собой завод боеприпасов, располагавшийся в большом одноэтажном сооружении со стеклянной крышей[786] и производивший детонаторы артиллерийских снарядов для немецкой армии. У Освенцима было около пятидесяти вспомогательных лагерей, многие из которых, будучи трудовыми, «сдавались в аренду» частному бизнесу.

Анну взбудоражила новость о восстании. Она вступила в «Юный страж» еще в Варшавском гетто; для нее это было духовным спасением. (Поскольку она не знала ни иврита, ни даже идиша, в организации ей дали прозвище Агарь – женщины из другого племени.) Каждый вечер она и Эстер вместе с группой пели песни, рассказывали истории и размышляли о восстании. Анна была свидетельницей восстания в гетто и мечтала о более активном участии в Сопротивлении. Теперь она прослышала, что Армия Крайова организует восстание в Варшаве и налаживает связь с подпольем в Освенциме. Они планировали атаковать лагерь извне, а те, кто находились в лагере, услышав позывной, должны были поддержать их атаку изнутри. Мужчины и женщины начали готовиться. Анна со своей группой собирала необходимые материалы – спички, бензин, тяжелые предметы, которые прятали в условленных местах. Раздобыв ключи от фермерского сарая с инструментами, они рассчитывали похитить там грабли и мотыги. Примерно по пять женщин из каждого блока участвовали в этой работе, их действия координировал один активист; связь при осуществлении этой секретной операции поддерживали только руководители групп. Каждый день на работе Анна проходила мимо мужчины, работавшего слесарем, и он всегда ей улыбался. Однажды утром она отважилась и спросила, нет ли у него ножниц с изоляцией для разрезания проволоки (чтобы резать колючую проволоку, по которой пропущен ток). Он удивленно посмотрел на нее и ничего не ответил. Несколько дней девушка не находила себе места от тревоги: что, если она проявила непростительную беспечность и ее схватят? Но как-то утром мужчина положил на ее рабочий стол коробку. Работавшие рядом девушки закудахтали: «О, это твой ухажер!» – так они называли мужчин-покровителей[787]. Анна сунула коробку под стол и заглянула в нее. Большущий ломоть хлеба! Она обрадовалась, но и была разочарована. К счастью, в тот день обошлось без проверки, поэтому ей удалось пронести хлеб в лагерь, спрятав его в мешочке под одеждой.

Покровители часто приносили девушкам подарки. Это было запрещено, поэтому в случае чего отвечать следовало: нашла. Вечером, когда сестры уселись на кровать, прижавшись друг к другу, Анна показала Эстер хлеб. Ломоть оказался пустым внутри, и там лежали ножницы, чудесные ножницы с обмотанными красной изоляционной лентой ручками. Девушки спрятали это сокровище в матрас и – на случай, если их не будет на месте, когда раздастся позывной, – сообщили об этом друзьям, в том числе Але Гертнер, бендзинке, своей элегантной соседке по койке; на довоенной фотографии она кокетливо позирует в модной женской фетровой шляпке и пальто с воротником.