Свет далекой звезды - [64]

Прошёл ещё час. Самолёт по-прежнему летел над облаками. Что происходит там, внизу? Может быть, идёт дождь? Вспыхивают зарницы и какие-то города, или сёла зажигают свои огни? Мчатся автомашины и поезда, громыхают телеги по просёлочным дорогам? И люди, такие крошечные, если их представить себе с этой высоты, идут, встречаются, расходятся, говорят друг с другом, спорят, соглашаются, любят, ссорятся, мечтают, строят…

А здесь, на высоте девяти тысяч метров, безоблачно и спокойно. Всегда есть в жизни «спокойное пространство», заповедник в районе бурь. В жизни — это значит в душе человеческой. Только существуют люди, уже давно забросившие куда-то ключ от этого заповедника… А другие всегда держат двери открытыми. Павлик Шевлягин, к примеру. Он, наверно, будет считать дни, оставшиеся до его, Завьялова, возвращения. Никто не заменит его для Павлика. Вообще никто не может заменить никого. Люди могут доделать то, что не доделал ты, помочь тому, кому не помог ты. Но то, что полагается сделать тебе, должен сделать ты, и никто другой. Осокин прав. Это иллюзия, это утешение эгоиста — думать, что твой уход пройдёт незамеченным, люди сомкнут ряды, и всё будет как прежде.

Да, с виду всё будет как прежде. Но это лишь потому, что груз, который ты нёс на своих плечах, переложат на свои плечи другие. И слова, которые должен был сказать ты, произнесут другие. И тех, кого должен был любить ты, полюбят другие, и тех, кого предстояло наказать тебе, накажут другие. И к тем, кто ждёт тебя — только тебя! — придут другие.

Самолёт начинает медленно снижаться. Но понятие «медленно» теряет свой обычный смысл, когда речь идёт о реактивной авиации, потому что восприятие человека не способно уловить разницу между такими скоростями. И только рваные клочья облаков мелькают в окне, и кажется, что самолёт камнем несётся вниз, к земле.

Завьялов прильнул к окну и стал смотреть вниз. Там уже угадывались очертания земли, сначала неясные, а потом всё более различимые, и вот наконец появились цепочки огней, похожие на звёздочки обеих Медведиц.

19. До вечера…

С аэродрома до города Завьялов доехал на электричке. И теперь он стоял на платформе, пустынной в этот ранний час. На привокзальной площади выстроилась небольшая очередь к автобусам. Завьялов подошёл к очереди и спросил, где находится Арсеньевская улица. Стоящая впереди женщина ответила ему, что надо идти по набережной, и сделала неопределённый жест рукой.

Он долго шёл вдоль разбитого на набережной сквера. Дул сильный ветер, сквер был безлюден, только на одной из скамеек, почему-то на самом ветру, сидела девушка в светлом плаще с поднятым воротником и читала книгу.

Арсеньевская улица тянулась параллельно набережной. Дом 25 был старый, бревенчатый, построенный по-северному добротно.

Завьялов постучал в дверь, ему открыла круглолицая, словоохотливая девушка.

Услышав, что он спрашивает Иванова, она пригласила его в дом и стала многословно объяснять: Иванов работает на Севере, а семья его — жена Анна Фёдоровна и дочка Груня — живёт здесь; но только увидеть сейчас ни Иванова, ни Анну Фёдоровну, ни Груню нельзя, потому что все они выехали вчера на Кавказ и вернутся не раньше чем через месяц.

Итак, Завьялов опоздал. Если бы те два дня, в течение которых Филонов не мог к нему дозвониться, не пропали даром, если бы он, Завьялов, вылетел в Тайгинск на два, нет, хотя бы на один день раньше, он застал бы этого Иванова.

— Вы не знаете, в каком месте они будут отдыхать? — спросил Завьялов круглолицую девушку. — В Сочи? В Гагре? Может быть, вам известно название санатория, дома отдыха?

— Сочи, Сочи, — поспешно ответила девушка, — только санатория не знаю. Диким образом они поехали, дикарями, понимаете? Анна Фёдоровна на санатории настаивала, а Иван Васильевич упёрся: нет, говорит, и нет, мне эти режимы, говорит, ни к чему, я вольным, говорит, хочу быть человеком. Дикарём то есть… Захочешь купаться — купайся, есть захочешь — ешь. Мне, говорит, эти расписания ни к чему… Может, что передать Ивановым, когда вернутся?

— Ничего, — ответил Завьялов, — спасибо. Между прочим, вы случайно не знаете, где здесь находится НИИ‑24?

— Это что же, номер дома такой? Или улица?

— Нет… Ну, я пойду.

— Может, чаю стакан выпьете?

— Нет, спасибо.

…Завьялов бесцельно направился к центру города. Улица, по которой он теперь шёл, была красивая, асфальтированная и по обеим сторонам обсаженная подстриженными липами.

Завьялов предпринял попытку «с ходу» выяснить необходимый ему адрес и спросил первого же встретившегося парня в полосатой майке, где здесь помещается институт.

— Ветеринарный, что ли? — переспросил парень. Таким образом, первая попытка не удалась.

Завьялов медленно шёл вдоль улицы, не имея никакого плана действий. Впрочем, где-то в глубине души он верил в то, что может встретить Олю на улице. Почему бы этому не случиться? Город небольшой, время утреннее, люди идут на работу…

Он медленно шёл, пристально вглядываясь в лица прохожих. Через некоторое время он спросил пожилого мужчину с портфелем, не знает ли он, где помещается химический институт.

— Хи-ми-ческий? — удивлённо повторил мужчина и остановился.