Сверхновая американская фантастика, 1996 № 10-11 - [28]

— Mira! Que suerte, tunas[20], — радостно воскликнула Ультима, указывая на созревшие красные плоды кактуса-нопаля. — Сбегай-ка, принеси немного, и мы подкрепимся ими в теньке у реки.

Я побежал к кактусам и набрал полную лопату сочных, полных семечками плодов. Потом мы уселись у реки, в тени аламос, и тщательно очистили плоды, потому что даже на кожице у них были пушистые участки, от которых щипало язык и пальцы.

Река была молчалива и задумчива. Сила ее следила за нами. И я вновь вспомнил о душе Лупито.

— Уже почти время отправляться на земли моих родичей из Эль Пуэрто на сбор урожая, — сказал я.

— Да, — кивнула Ультима и поглядела на юг.

— Ты знаешь кого-нибудь из моих дядей Луна? — спросил я.

— Конечно, дитя мое, — отвечала она, — твой дедушка и я — старые друзья. Я знаю его сыновей. Ведь я жила в Эль Пуэрто много лет назад…

— Ультима, — спросил я, — отчего они такие странные и тихие? И отчего род моего отца — такой шумный и буйный?

— В крови Луна заключена тишина, ибо только смиренный способен постигнуть тайны земли, необходимые для посевов. Они спокойны, под стать Луне. А в крови Маресов скрыта дикая воля, подобная океану, от которого ведут они свое имя, да просторы равнин, ставших им домом.

Помедлив, я сказал:

— Теперь мы пришли жить у реки, но остались рядом с равниной. Я люблю их обеих, и все же не принадлежу ни той, ни другой. Интересно, а какую жизнь предстоит избрать мне?

— Ах, hijito, — усмехнулась она, — не тревожь себя этими мыслями. Впереди много времени, чтобы обрести себя…

— Но я ведь расту, — сказал я. — И с каждым днем становлюсь старше.

— Правда, — отвечала она мягко, понимая, что с возрастом ко мне придет и выбор — стать священником по воле матери или жить по воле отца.

Мы надолго замолкли, уйдя в воспоминания, которые разносил по верхушкам деревьев жалобный стон ветра. Лениво проплывал в тяжком воздухе тополиный пух. Безмолвие взывало к нам, но не языком звуков, а пульсируя в такт, ритмичным биениям крови.

— Что это? — спросил я, ибо испугался.

— Это сила реки, — отвечала Ультима.

Я затаил дыхание и поглядел на гигантские перекрученые тополя, обступившие нас. Где-то вскрикнула птица, а с холма донесся звон колокольца. Сила была огромной, неодушевленной, однако пульсировала тайным знанием.

— Может ли она говорить? — спросил я, и потянулся поближе к Ультиме.

— Если слушать внимательно, — прошептала она.

— А ты можешь поговорить с ней? — спросил я, когда низкий, завораживающий звук долетел до нас.

— Да, дитя мое, — Ультима улыбнулась, и прикоснулась к моей голове. — Ты хочешь знать так много…

И сила пропала.

— Пойдем, пора двигаться к дому.

Она поднялась и с мешком на плече начала взбираться на холм. Я следом. Я знал — если она не отвечала на мой вопрос — значит, эта часть жизни еще не была готова раскрыться мне. Но перестал бояться силы речной.

Кружным путем мы стали возвращаться. По пути домой мы нашли немного мансанилы. Ультима рассказала мне, что когда родился мой брат Аеон, его мозжечок оказался вдавлен, и она исцелила его с помощью мансанилы.

Ультима рассказывала мне и о простых травах и снадобьях, что были у нас общими с индейцами Рио дель Норте. Она говорила о древних врачеваниях других народов, ацтеков и майя, и даже о людях Старого Света, о маврах. Но я не слушал — я думал о своих братьях: Леоне, Эндрю и Юджине.

Вернувшись домой, мы разложили растения на крыше курятника — сушиться на солнце. Сверху я наложил небольших камешков, чтоб травы не сдул ветер. Были растения, которых Ультима не могла добыть на равнине или у реки, но люди, приходившие к ней за помощью, приносили с собой в обмен травы и коренья. Особенно ценились растения, добытые с гор.

Закончив, мы зашли в дом поесть. Горячие бобы, приправленные чико и зеленым перцем, были очень вкусными. Я так проголодался, что съел целых три тортильи. Мать готовила вкусно, и есть было очень славно. Ультима порадовала ее рассказом о найденом нами эстрагоне.

— Пришло время урожая, — сказала мать, — пора отправляться на фермы братьев. Хуан прислал весточку — они нас ожидают.

Каждую осень мы отправлялись в паломничество к Эль Пуэрто, где жили мои дед и дяди. Там мы помогали собрать урожай, и забирали домой долю моей матери.

— Он передает, что выросло много кукурузы — а что за сладкая кукуруза у моих братьев! И еще — много красного перца в ристрас[21], и фрукты — о! Яблоки Луна известны по всему штату! — Мать очень гордилась братьями, и, начав говорить, не могла остановиться. Ультима учтиво кивала, но я выскользнул из кухни.

К полудню день струился теплом, не ленивым и звенящим как в июле, а томным, как в конце августа. Я пошел к дому Хасона, и мы играли вместе весь остаток дня. Мы говорили о смерти Лупито, но я не рассказывал Хасону о том, что видел. Потом я сходил на реку, нарезать высокой, зеленой дикой люцерны, и отнес охапку домой, чтобы у кроликов был запас на несколько дней.

Ближе к вечеру на козьей тропе, посвистывая, показался отец, большими шагами приближаясь к дому. У него за спиной пылало солнце. Мы побежали навстречу. «Кабритос! — кричал он, — Кабронситос!» И поднимал Терезу и Дебору на плечи, а я шел рядом, неся его сумку с обедом.