Сверхчеловек. Автобиография Иисуса Христа - [68]

Но эти люди уже не спешили сделать то, что намеревались, – они хотели досмотреть эротическую трагедию до конца, а потом уже покончить и с женщиной, и, возможно, со мной.

По моему лицу струился пот, заливая глаза, я хотел извергнуть семя как можно скорее, но никак не получалось. Я взглянул на толпу и сквозь пелену увидел, что передо мной замерло стадо: вместо ног были копыта, а вместо одежд – волосатые туши. Я слышал не голоса, а похотливое мычание.

Кто-то в толпе разжал ладонь и уронил на землю свой камень – и мне показалось, что этот камень упал с неба.

Женщина невольно стала двигаться мне навстречу, насаживаясь на мой зайин, и в этот момент я наконец исторг в нее семя. Я торжествовал – это была победа, достойная Гедеона[95].

Я встал и помог подняться женщине. Она дрожала от страха и возбуждения, ожидая смерти, но я знал, что в этот момент она родилась вновь. Я добился того, чего хотел.

– Мое семя в ней! – крикнул я. – Теперь вы не можете убить ее. Убив ее, вы убьете ее ребенка, и всех вас отдадут под суд.

Кто-то кинулся ко мне со словами «ах ты меси́т[96] проклятый!» и хотел ударить, но Андрей оттолкнул его, этот человек упал, и толпа сразу угомонилась, как будто неистовый дух, управлявший ею, отлетел прочь.

Я заметил, что молодой мужчина, которого назвали Иасоном, стоял зачарованный, с камнем в руке и приоткрытым ртом.

Первыми ушли те, кто был старше, а затем вся толпа двинулась к городу, как будто тот, кто подначивал ее к убийству, потерял сознание или уснул.

Ученики громко радовались этой развязке, а особенно Матфей, который устал за день и скорее хотел отдохнуть в городе.

Я взял женщину за подбородок и повернул к себе ее лицо, чтобы рассмотреть.

У нее было длинное и узкое смуглое лицо с тонким носом. Темно-синие глаза. На щеках и лбу кровоточили ссадины – ее уже успели поколотить, пока вели из города. На мочке правого уха тоже была кровь – кто-то вырвал из него серьгу. Слева серьга была на месте – серебряная, с зелеными камнями. На шее виднелась бледная борозда старого шрама.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Мария.

– Так зовут мою мать, мне не нравится это имя. Лучше я буду звать тебя Магдалиной, поскольку ты заново родилась возле этого города.

– Как тебе угодно.

– Я учитель и медик, а это мои ученики. Хочешь присоединиться к нам?

– С удовольствием… Зря я притащилась в Магдалу… Мне не советовали сюда ходить… Но ведь надо было заработать… А из Тиверии меня накануне изгнали.

– Меня тоже отовсюду гонят, по нашим временам это признак того, что мы всё делаем правильно, – сказал я.

– Этот гнусный юнец оторвал мне серьгу… – пожаловалась она, ощупывая ухо.

– Я подарю тебе пару новых, – пообещал я.

– А ты был хорош… – Мария улыбнулась. – Мне понравилось, как ты это сделал… Ты настоящий жеребец.

Садилось солнце, подул ветер, над нами сухо зашелестели вершины пальм, и белая пыль поднялась над дорогой, по которой разгневанные и неудовлетворенные мужчины вернулись в свой город. Умирал яростный день, каменистая земля теряла накопленный жар, деревья и кусты вокруг занимали все меньше места, лишаясь теней.

В Магдалу мы не пошли. Это было опасно. Переночевали в отдалении от города, в саду, под небом, где я совокупился с Марией снова, но уже неторопливо, растягивая наслаждение, упиваясь ее телом. Я понял, что встретил женщину, которая могла всецело удовлетворить меня: я любовался каждым ее движением, она возбуждала меня вновь и вновь, и порой я удивлялся, откуда у меня берутся силы для столь частых соитий.

Мария плохо помнила своих родителей, которые погибли от рук римлян во время подавления восстания какого-то очередного последователя Иехуды бен-Хизкии[97]. Она рассказала, что выросла в Гамле, в семье тетки, которая ненавидела свою маленькую племянницу, потому что чувствовала, что эта нежная девочка таила в себе угли, которые должны были превратиться в пожар. В тринадцать лет Мария отдалась мужу своей тетки и на следующий день сбежала из дома, хотя он уже строил планы на то, как будет втайне от жены наслаждаться ее юным телом.

С тех пор Мария бродила по дорогам Израиля, предлагая себя каждому желающему. Ни дня в жизни она не работала, но всегда имела деньги, знала десятки способов спасти себя от беременности, у нее был прекрасно подвешен язык, и она умела возбудить даже самого упорного анахорета. При этом она получала от плотской любви первозданную радость, каждое соитие было для нее минутами истинного бытия. Она знала в этом толк.

Мария перепробовала тысячи мужчин, и сладкоистомный Эрос благословлял ее путь.

Некоторые ревнивцы убивали себя, когда она уходила от них к другим. Некоторые лишались рассудка или становились отчаянно благочестивыми. Мальчики, которых она растляла, звали ее в жены.

Она могла притвориться невинной и заставить мстить за себя.

Из-за нее резали глотки в придорожных тавернах.

С ней делили награбленное.

Временами она вела за собой шайки разбойников подобно путеводной звезде, заражая их своим ликующим распутством, и в конечном итоге все погибали, а она находила способ спастись. Ее друзья висели на крестах, в петлях и валялись забитые до смерти напротив стен Йодфата, а она уже танцевала с бубном в соседнем городе, в доме какого-нибудь уважаемого человека, пустившегося в загул.