Свенельд, или Начало государственности - [4]
Мы, шестеро варягов, плыли к Олегу, надеясь на чудо – найти новую родину или хотя бы – новый дом, который надо было бы защищать и укреплять – больше мы ничего не умели и не желали.
И прибыли мы вовремя.
На месте когда-то сожженных деревянных построек выросло целое поселение, обнесенное уже не частоколом, а настоящими стенами, вокруг которых был вырыт и небольшой ров, с перекинутым через него деревянным настилом. Перед ним-то у внешнего края рва и кипел настоящий бой, исход которого был ясен – нападавшие обладали большим преимуществом, а сооружения внутри укрепления начинали заниматься огнем. Увидев драккар, причаливший в двух полетах стрелы от поселка, русичи продолжали сражение, хотя отнеслись к его прибытию по-разному: побеждающей стороне помощь была не нужна, и они, даже убедившись в нашей малочисленности, испытывая беспокойство, отрядили внушительный отряд, выдвинувшийся нам навстречу; защищавшимся же наше появление могло принести лишь определенную надежду – их положение и так было незавидным.
По приказу Рюрика мы сразу же ринулись вперед, впервые, наверное, забыв об осторожности. Преодолев половину расстояния, отдалявшего нас от противника, наблюдавшего за нами с оцепеневающим недоумением, мы вообще перешли на бег, несмотря на давящую усталость во всем теле от долговременных весельных трудов и на то, что враг находился на некотором возвышении. Дир, считавшийся из нас лучшим стрелком, по едва заметному кивку Рюрика остановился, и пустил в дело свой лук, а мы, сомкнув щиты, врезались в нестройные ряды изумленного отряда русичей.
И что они могли с нами поделать, когда тяжелый меч конунга с каждым взмахом находил новую жертву, одноручная секира Трувора одним ударом сносила голову, а стрелы Дира без промаха били в цель. Мгновенно заслон неприятия был смят, и мы выдвинулись в тыл основного отряда, осаждавшего поселок. Высокий безбородый старик с варяжским щитом, но без кольчуги и шлема – вражеский предводитель – успел правильно оценить ситуацию, и противник, рассыпавшись на мелкие группы, стал покидать поле боя. Нас было слишком мало, чтобы преследовать их всех сразу, да и вооружение русов было намного легче нашего – мимолетное замешательство отразилось на лице Рюрика, но военный инстинкт с ходу развернул нас в сторону той группы, в которой находился старый варяг. Нам не удалось бы настичь никого из них, если бы ни Дир, издалека зорко следивший за всеми перемещениями сражающихся. Он раньше всех понял, кто именно представлял для нас и наибольшую угрозу, и наибольший интерес и своевременно выдвинулся наперерез именно этому отступающему отряду.
Стрела попала старику в ногу, и самостоятельно передвигаться он не мог. Один из русичей взвалил раненого на спину, но тут же споткнулся и упал, сраженный стрелой Дира. К чести остальных, они не бросили раненых, решившись сразиться с нами, а нам опять пришлось действовать быстро и жестко, не давая противнику времени опомниться и перестроиться.
Только раненые стрелами Дира остались в живых, да и то потому, что не могли оказать нам должного сопротивления, иначе и они предпочли бы смерть непредвиденному пленению.
Когда с противником все было кончено, нас ожидала встреча со спасенными – и здесь рок неопределенности волновал нас несоизмеримо больше, чем во время сражения.
Воткнув в землю меч, положив рядом щит и помятый в бою шлем, Рюрик один пошел в сторону крепости. Я не знаю, о чем конунг говорил с русичами, но вскоре он вернулся за оружием, мы вошли в открытые ворота укрепления, и, похоже, до нас никому не было дела: мужчины и женщины, выстроившись в цепочку, из рук в руки передавали плетеные дубовые короба, наполненные водой, и пытались сбить огонь с деревянных строений, которые к счастью стояли в отдалении друг от друга. Не успели мы оглядеться, как Рюрик вновь расстался с оружием и стал помогать бороться с пожаром. Не раздумывая, мы последовали его примеру.
К вечеру, когда огонь был побежден, а раненым была оказана необходимая помощь, нас отвели в уцелевший, совсем недавно срубленный, и до сих пор пахнувший лесом дом, где на грубом дощатом столе нас ждали и пища и вино, показавшееся особенно сладким.
5.
То ли мы смертельно устали, то ли сладкое вино оказалось крепче, чем мы ожидали, – появление Олега снова застало нас врасплох, и Аскольд, отвечавший за наше спокойствие и спавший не на широких полатях как мы все, а на земляном полу прямо напротив дверей, весь день виновато покусывал свой жесткий ус.
Прошел год после памятной встречи с Олегом, и теперь он не выглядел таким наивным и открытым, хотя по-прежнему в его взоре легко читалось незапятнанное благородство, несовместимое с хитростью и коварством. Он разбудил нас, слегка коснувшись плеча Рюрика окрепшей рукой, но первый, кто встретился с ним взглядом, был я, Свенельд.
– Я рад, что вы откликнулись на наш призыв, – без промедления произнес он, когда мы оказались на ногах, ваша помощь оказалась своевременной. Но и сейчас надо спешить!
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.