Свечи духа и свечи тела, Рассказы о смене тысячелетий - [8]

Вдруг я увидел дурочку. Как она оказалась в автобусе? Наверное, на остановке вошла, вскоре догадался я и не мог не порадоваться собственной такой быстрой реакции и глубокому знанию жизни.

Известна наша любовь ко всякого рода городским умалишенным, особенно к наиболее безобидному их виду - дурачкам. Объект, любой объект, ему уже ничего не надо, он уже ничего не хочет, на всем он крест поставил, всех он ебал, на взаимность не надеясь, но видит объект дурачка, ползет дурачок, идет дурачок, стоит дурачок, вдруг увидел что-то, по мнению его, дурачка, представляющее определенный интерес, мышку там, травку какую, старую газету или швабру, да все равно что, хоть блядь, обрадуется дурачок и объект обрадуется, потому что, смотреть на дурачка можно и самим видом он совсем никого не пугает, в отличие от маньяка или другого реального объекта; и тогда оттаивают сердца, разглаживаются морщины, разгибаются натруженные спины, молодеет душа, хочется верить во что-нибудь гармоничное от дурачка.

Итак, вообразите, со мной ехала дурочка, смелая девочка - половина пассажиров автобуса были ее врагами. Известна наша ненависть (несмотря на любовь) к дурачкам, особенно - к тихим, из-за их чрезмерной субъективности и грациозности. Дурочка хотела билет пробить, в автобусах и троллейбусах, также трамваях, всё, кончился городской транспорт, есть такие страшные штуки на окнах, куда вставляешь билет, если единого нет, нажимаешь на эту штуку, и она пробивает, чтобы штрафа не платить. Я сам к этим штукам близко подходить боюсь, они мне потому что такую ассоциацию подарили - Испания, старые годы, вовсю инквизиция, мне сейчас будут яички в тисках сжимать за то, что я с маврами на горку к дьяволам ходил; хочется и не расколоться, и потенцию сохранить.

Словно облава началась, контролер вошел, свежий, здоровый, кровь с молоком, сразу дурочку заметил и стал приставать к ней насчет билета, дурочка испугалась и смутилась, потом полезла куда-то себе под мышку.

Я заступиться хотел, жалко ведь дурочку, к тому же мне показалось, что у контролера есть валюта, а вот у меня нет валюты и неизвестно, когда будет; ну что пристал, сказал я, иди на свою валюту пива купи, зачем маленьких людей трогать?

Контролер скверно посмотрел на меня, я сунул ему под нос проездной, контролер высморкался в него, серые прозрачные сопли потекли прямо по моей бедной бумажке, сквозь эти сопли, такие невинные, в сущности, можно было рассмотреть необъятный ромашковый луг, просторный плуг в середине, вокруг резвящиеся козлики и барашки.

Ах, гад-контролер, зачем ты обидел заступника униженных и оскорбленных, двойной грех, сейчас придет святая месть, но лучше чужими руками, поэтому я крикнул: "Есть в автобусе воины-афганцы?"

Веселый, должно быть, пьяный парень подошел к нам, роняя на ходу спички, сигареты, значки, репродукции из порнографических журналов, авоськи и другие предметы бытия.

- Ты - говно, - сразу сказал он контролеру, и я успокоился, - но и ты тоже порядочное говно, - он повернулся ко мне, мужественный и сильный, не сомневается в том, что говорит, и я вздрогнул.

- А кто из них большее говно? - Дурочка, вся сгоравшая от любопытства (ах, эти женщины), встала между нами, отняла у контролера мой проездной, вытерла сопли и отдала мне. Можно считать, что вот мы и познакомились!

- Таких, как он, - афганец показал на контролера, - я имел в день по восемь раз, не считая обеда, а таких, - продолжал он, задумавшись и показывая на меня, - как он...

Я дал дурочке на всякий случай пятачок и приготовился к самому худшему. Потрескавшаяся земля, забытая где-то в горах рота, анаша и водка, всякие бесчинства, гитарное скотство, спаси меня, военная прокуратура!

Здесь дурочка посмотрела в окно, где правая сторона, и вдруг горько заплакала. С бесконечным ужасом она смотрела на бесконечный пустырь, где были разбросаны в изысканном беспорядке тут и там бесконечные "почтовые ящики". "В них готовят экстрасенсов для работы по всему земному шару", - шепнула мне дурочка - беспокойное сердце, слабая натура, ранимая душа.

Контролер не выдержал и убежал из автобуса. Афганец неторопливо осмотрел дурочку, притянул к себе, обнял всю, какую-то пуговицу расстегнул, какую-то вырвал и потащил дурочку в конец автобуса. Она дружелюбно ворчала и почти не упиралась.

- Нет, блядь, - неожиданно выступил старый солдат, - не для того я брал город Николаев... Отдай ее мне, сынок, - пытаясь коснуться дурочки, ласково сказал он афганцу, - у тебя еще вся жизнь впереди, ты еще себе такую найдешь!

- Нет, дед, - ответил афганец, - если бы точно знал, что найду... а вдруг не найду, нет, не хочу рисковать!

- Отдай, сынок, - попросил дед, еще больше воняя и дрожа всем телом, как в любовной лихорадке, - пожалуйста, отдай, пожалей старика, я всю жизнь такую ждал, - он вытер слезу и дернул себя за ширинку, - а я тебе хорошие деньги дам!

Матерый волк афганских дорог покачал головой, водитель объявил, что следующая остановка - "Публичный дом обуви", старик потянул дурочку к себе, афганец плюнул на старика; его слюна была совсем не такая нежная, как сопли контролера, а грязно-желтая, и сквозь нее ничего не было видно. Тогда воин-освободитель резко повернулся спиной к воину-интернационалисту и перднул ему в лицо! Хмурые люди вокруг улыбнулись, и даже водитель доброжелательно оглянулся, дурочка аплодировала.