Свеча Дон-Кихота - [8]

Может, было этих имен и не много, но они были, и недаром носят сейчас павлодарские улицы имена Пахомова, Теплова, Пашинцева, Кузнецова.

Полтора страшных года колчаковщины. Мимо Павлодара проплывают баржи со смертниками. В степи лютует черный атаман Анненков. И мещанский Павлодар закрывает ставни, дрожит втихомолку от ужаса, слушая рассказы о заживо сожженных в пароходных топках, о запоротых насмерть. Выменивает добро на хлеб, спекулирует, выкручивается от всевозможных повинностей, налагаемых на обывателя «верховным правителем России», омским царем Александром Васильевичем Колчаком.

В те месяцы через Павлодар прошел, скрываясь под именем Дусембия, бежавший из омского концлагеря Сакен Сейфуллин. В его «Тернистом пути» есть короткая зарисовка павлодарского быта тех времен. Никаких особенных ужасов. Привычная повседневность.

«На городском базаре между рядами, греясь на теплом солнце, гуляют солдаты атамана Анненкова. Форма их мне очень знакома — пулеметные ленты, черные папахи, сабли, на погонах две буквы: „А.А.“ Некоторые из них — китайцы из числа отщепенцев, бродяг. На поясах кинжалы. Наблюдал я спокойно, уже не как заключенный. Вот едет на лошади казах. Один из китайцев в форме схватил лошадь за хвост и придержал. Лошадь остановилась. Казах обернулся, но, увидев солдата, смиренно опустил голову и ничего не сказал. Китаец перочинным ножом отрезал целый пук волос от хвоста лошади. Казах в испуге начал озираться по сторонам, ища защиты. Двое городских казахов, задетые за живое, что-то сказали солдатам. Те ответили площадной бранью. Казахи хотели отнять пук волос у солдата. Собрался народ, большинство — казахи. Увидев, что дела плохи, солдаты-китайцы позвали своих на помощь. К ним быстро подошли три-четыре атаманца, вынули сабли из ножен.

Казахи разбежались, как мелкая рыбешка от щуки. Анненковцы били их по спинам саблями плашмя».

После семнадцати месяцев колчаковщины Красную Армию павлодарской обыватель встретил радостно. Но и с боязнью — что-то напридумывают комиссары? Да, к счастью, скоро объявили нэп. Вздохи облегчения. Нэп — это вроде поворот к прежней, прочной, сытой жизни? Дай-то бог. Наужасались, наголодались — хватит.

Павел сидит за столом отца и листает газеты. Николай Корнилович в школе. Когда он дома, сыновьям к этому столу дороги нет. Дед умер, и Николай Корнилович стал в семье еще более суровым, деспотичным и раздражительным. Много пьет, и когда он во хмелю, домашним просто житья нет. Павлу хочется поскорей уйти из дому, уехать куда-нибудь далеко. Окончена школа второй ступени, но ему всего пятнадцать лет, и отец его пока не отпускает.

Пятнадцать лет. Но выглядит Павел старше. У него широкая грудь и сильные руки. Девчонки на него заглядываются — красивый парень и вдобавок поэт. Он немного играет в Печорина, сочиняет язвительные эпиграммы: «Павлодарские сонные Евы пухлы телом, но тощи душой». Это, однако, не мешает ему бродить до рассвета то с одной, то с другой павлодарской Евой.

Ему снятся сны. То Москва — Кремль, какие-то многоэтажные здания, какой-то огромный зал, переполненный рукоплещущей толпой, которой он только что прочел замечательные стихи. То заморские порты с пальмами и темнокожими красавицами на набережных.

Он твердо уверен, что опоздал родиться. Если б он родился на несколько лет раньше, то скакал бы в вихре гражданской войны по степи на горячем аргамаке, отстреливаясь последними патронами от наседающих анненковцев, носил бы тельняшку, опоясанную пулеметными лентами, врывался бы с красным знаменем в руках в притихшие города. Тогда была жизнь. А что теперь?

Павел переворачивает газетные страницы. Газета называется «Советская степь». Издается она в Оренбурге, где нынче столица автономной республики. В ее состав вошел и Павлодар — по-прежнему уездный город.

Будни нэпа встают с газетных листов.

«Против цирка имеется закрытая пивная; около нее набросаны навозные кучи. Теперь эти кучи — жилье для бездомных, которым головы негде приклонить. В навозных дырах бездомный сидит согнувшись, не имея возможности встать или лечь. „Человеческие норы“ дышат зловониями; и они-то служат обогреванием бездомному. Опрос этих бездомных показал, что среди них много выпущенных из больниц маляриков, больных кожными, желудочно-кишечными, легочными и др. болезнями. Несомненно, среди них очень много венериков. И не только среди женщин и мужчин, но, что всего ужаснее, — среди детей-подростков. Эти люди просят дать им какую угодно работу, до самой тяжелой включительно…»

«Получена из Москвы большая партия выдержанных вин».

«Сельсовет нашего села проводил кампанию помощи воздухофлоту и, несмотря на бедность крестьян, было собрано 25 пудов пшеницы».

«Оренбургский краевой институт народного образования, насчитывающий более двух лет своего существования и начавший с незначительнейшей группы человек в 40, в настоящее время не в состоянии вмещать в своих стенах всех желающих поступить в него. Общее число учащихся достигло 300 человек. Большинство учащихся института — дети аульной кочевой бедноты».

«В здании городского театра окружным управлением Красного Креста устраивается спектакль-бал. Исполнена будет комедия в 4-х действиях „Оболтусы и ветрогоны“. После спектакля бал до 5 часов утра. Два оркестра музыки: симфонический и духовой. Роскошный буфет с винами и шампанским. Живые цветы, конфетти, серпантин, летучая почта».