Свадебный рэп - [19]

Теперь в кабине о девушке напоминала только чалма. Леня надел ее на голову, превратившись в магараджу.

Старуха сидела за клавиатурой и отстукивала то, что диктовал ей русский гость, который сидел на диване со стаканом виски в одной руке, сигаретой в другой и вдохновенно вещал:

— Трахаются у нас в принципе везде: в подъезде, в подвале, на чердаках, в электричках… Ну, везде.

— Как и у нас? — разочарованно спросила писательница.

— Ну, наверное. Вот только на улице у нас трахаться нельзя.

— Почему? — заинтересовалась писательница.

— Прохожие советами замучают.

Писательница зашлась от смеха, сообразив, что это шутка. Пока она смеялась, Саша незаметно посмотрел на часы и стал набирать номер Лениного телефона. Но телефонные звонки гулко разносились по пустой квартире. Потом включился автоответчик и голосом Лени сказал: «С вами говорит автоматический секретарь. После сигнала будет включена запись».

Озадаченный Саша положил трубку телефона.

— Но ведь есть же какая-то русская специфика? — с надеждой спросила Вирджиния.

— Черт ее знает. Разве что вот во время выездов в колхозы. Это вам как писательнице может пригодиться. — Саша решил потянуть время и приоткрыть перед западной писательницей некоторые интимные страницы социалистического бытия.

— Расскажите, — попросила старуха, изготовившись стучать на своем компьютере.

Саша обреченно вздохнул, долил себе виски и стал рассказывать, расхаживая по комнате, чтобы прогнать сон:

— Это было раньше, ну, несколько лет назад. Раз в год почти все городское население выезжало в деревни, в колхозы, помогать собирать урожай.

— У вас были такие большие урожаи? — изумилась собеседница. — Я следила за прессой, но там об этом…

— Да какие там урожаи, — перебил ее Александр, — тоталитарный режим. Прикажут — и едешь, — раздраженно уточнил Саша, машинально взглянув в окно. Там он неожиданно для себя увидел знакомую машину и, обрадовавшись, поторопился закончить эту затянувшуюся встречу: — Ну, в общем, там все жили как в концлагере: здесь женский барак, здесь мужской. Но весело, — решил он уравновесить мрачную картину социализма правдивой деталью. — Вечерами пекли собранные овощи и пили, — Саша показал на виски, — распевая песни фривольного содержания. А потом мужчины приходили к женщинам, и там такое начиналось…

— Группенсекс? — деловито уточнила писательница.

— Нет, — подумав, сказал Саша. — Группенсекс — это ведь когда все со всеми? — спросил он.

Писательница кивнула.

— А здесь трахались все одновременно, но каждый только со своей девушкой. Любовь! — Саша назидательно поднял указательный палец.

— Поразительно! — восхитилась старушка. — То есть акт совместный и индивидуальный одновременно. А если бы вы попробовали поменять партнера? — усложнила она ситуационную задачу.

— А если бы вы попробовали поменять партнера, то могли и в глаз получить, — уточнил Саша, приложив к глазу кулак.

— Поразительно, — шептала писательница, вся уйдя в работу.

На улице Саша с наслаждением вдохнул ночной туман, пьянящий ароматическими присадками высокооктановых сортов бензина. Он открыл дверцу автомобиля. На сиденье водителя дремал человек в белой чалме.

— Извините, — сказал Саша и удивленно оглядел машину, так похожую на Ленину.

— Это ты? Садись, — проснулся человек в чалме, оказавшийся Леней. — Ну, ты марафонец, — добавил он, взглянув на часы. — Совсем себя не жалеешь.

— Ты знаешь, кто это был? — спросил Саша.

— Кто?

— Виктория Трайдент, — торжественно сказал Саша.

— Кто это? — не сразу сообразил Леня. — Писательница, что ли?

— Ну да! — заржал Саша.

— И ты? С ней? Трахался? — восхитился Леня.

— Нет, конечно, — не смог солгать Александр. — Мы разговаривали. Она очень интересовалась, что я думаю о ее романах.

— Она столько денег небось за них получает, что в гробу она видала, что ты там думаешь о ее творчестве. Серьезно, о чем разговор был, если не секрет?

— Она сейчас новый роман пишет, там действие в России происходит.

— Ну? — нетерпеливо подстегнул Леня.

— Ну и ей нужно было просто посоветоваться с кем-нибудь, знающим Россию.

— И чего ты ей мог рассказывать про Россию четыре часа? — недоуменно пожал плечами Леня.

— Вспомнил, как мы в колхоз ездили, ну и…

— Оклеветал родину, — констатировал Леонид. — Она тебя подпоила и, угрожая стриптизом, заставила клеветать. Или ты это делал за деньги? Где они? — Леня попытался свободной рукой пошарить у друга за пазухой.

Тот захихикал от щекотки.

— Иди ты, — отбился он наконец от руки, — ничего я не клеветал, а даже… приукрасил. Хотя стыдно было, — вздохнул Саша. — Я взглянул на нас ее глазами: дикари, питекантропы. На тоталитаризм сослался, мудила, как будто это чего-то оправдывает. У нас и тоталитаризм был…

— Был? — невинно спросил Леня.

— Был, есть, какая разница… только потому, что мы уроды-в-жопе-ноги, и все у нас наоборот, шиворот-навыворот.

Алкоголь начал ослаблять свое гипнотическое действие, приукрашивающее действительность, и проявилась усталость от напряженного интеллектуального общения с очень умной женщиной.

— Клеветал, — неожиданно обиделся Саша и патетически воскликнул: — Россию невозможно оклеветать!

— Это еще почему? — весело спросил Леня.