Свадебные колокола - [61]

После этих слов Лже-Гоголь опустил стальные шарики в едва заметные дырочки на столе. Шарики медленно один за другим раскатились в разные стороны.

И вдруг, как по команде, в движение пришли все тысячи деталей макета. Заработала кухня, зазвенели ножи на первом этаже, послышался звон тарелок, заиграла тихая музыка на втором. А все детали двигались, поворачивались, приводя в движение различные устройства передачки тарелки с первым, вторым и третьим из разных уголков кухни медленно поднимались наверх. Вслед за ними на столе появился хлеб, графин с водой, ложка, вилка, бутылка вина, салфетки. Словом, всё, что нужно было к обеду.

Веня был в немом восхищении. На какой-то миг он решил, что всё это ему показалось, почудилось, и тогда, не отрывая глаз от макета, он сам своими руками повторил операцию, бросив маленький шарик в отверстие.

На этот раз сработали другие пружины и механизмы, за которыми сразу было трудно уследить. Всё медленно убиралось со стола, менялась скатерть, продолжалась тихая музыка, а на первом этаже мылись тарелки, вытирались и расставлялись по шкафам.

Веня посмотрел на старика, улыбнулся и сказал:

— Премьера чуда.

— Сначала все так считают, — иронически ответил Лже-Гоголь. И вдруг он снова изменился, как-то сморщился, постарел, осунулся, и его глаза устали и загрустили и показались Вене плоскими. — Очарование проходит быстро, — тихо добавил он и засмеялся неприятным, злым смехом.

Потом он уселся на единственный жёсткий стул в комнате и медленно заговорил:

— За моими плечами приходская школа, четыре класса. Но это я сделал своими руками и своей головой. Всё сам. Всю жизнь я работал над этим. Здесь двенадцать тысяч деталей, сделанных без всяких чертежей. Вот этими руками, — и старик вытянул вперёд сухие руки с длинными нервными пальцами. — Сорок два года работы… А они предлагают отдать «Паруса» на выставку в Дом пионеров. — И он снова засмеялся злым, неприятным смехом.

Скоро Вене всё стало ясно. А когда он понял, ему стало жаль старика, но он не мог ничем ему помочь.

Изобретение пять лет назад привлекло внимание, но после несложных расчётов инженеров (у самого старика не было ни одного чертежа) выяснилась трагическая судьба, ожидавшая его многолетний труд.

Стальной шарик, который приводил в движение весь механизм автомата, должен был при обычных размерах ресторана весить сто пятьдесят килограммов. Это практически зачёркивало всю работу одержимого чудака. У него не было ни одного собственного расчёта, всё делалось на ощупь, по интуиции. Всю работу нужно было начинать заново, и прежде всего на бумаге, с карандашом в руках. Риск не оправдал себя. Теория торжествовала победу над практикой.

Старик ещё никак не мог в это поверить. Он настойчиво просил и писал без конца, думая, что его обманывают, водят за нос, умолял и требовал. Больше писать было некуда и некому. Может быть, поэтому он с такой страстью излил Вене свою душу?

Они молча вернулись в мастерскую.

Веня взял починенную трубу и надел её на плечо, понимая, что ничего утешительного он не может сказать старику. Да и нужно ли ему было это утешение? Трагедия вступила в брак с горем, с разочарованием, со злостью. И только время, если оно в силах, могло утешить старика.

Лже-Гоголь выписал квитанцию и протянул её Вене.

— Девяносто копеек, — сказал он.

Веня полез в карман, но денег не нашёл. Все деньги остались в чёрном костюме, который Наденьте боты взял напрокат до вечера.

Веня вздохнул и ответил:

— У меня нет с собой денег.

Старик уже принялся за чёрный дряхлый зонтик и, не отрываясь от работы, сказал:

— Я до пяти работаю. С восьми утра.

Веня молча кивнул головой и пошёл к двери. Около неё он остановился, медленно повернул голову и спросил:

— Где здесь областная газета?

— За углом эти жулики, — с горечью ответил Лже-Гоголь, быстро поворачивая в руках зонтик. — Это они предложили мне выставить «Паруса» в Доме пионеров. Ты квитанцию прихвати, а то адрес забудешь.

— У меня память хорошая, — тихо ответил Калашников.

Он открыл дверь и ещё раз оглянулся на старика.

Лже-Гоголь сидел, низко наклонив голову над лёгким столиком на алюминиевых ножках, и стариковские руки находились в постоянном движении. Золотые русские руки.

Ему осталось жить совсем немного, этому загорелому человеку, думал Веня, шагая по улице. И, доживая свой век, он ещё не понял, что жизнь незаметно для него прошла стороной. И не он виноват в этом. Человек дерзнул, бросив вызов природе, но его красивая мечта стала для него горем и несчастьем. Упорный труд обернулся предательством. Талант от рождения не спас его. Он был, наверное, счастлив, когда создавал своё чудо, так и не создав его. Тернисты дороги изобретателей. Исправят ли люди когда-нибудь ошибку Лже-Гоголя? И какая же это балда придумала, что век учись, дураком помрёшь?! А есть люди, которые, как желторотые попугаи, повторяют эти глупые слова. Ведь всё могло быть иначе.

В ГОСТЯХ У ЗЛОДЕЙКИ

Редакция областной газеты встретила Веню выстрелами печатных машинок и урнами, наполненными окурками.

В коридорах редакции шёл ремонт. Кругом торчали ведра с известью, кисти, испачканные мелом козлы. Пахло лаком.