Свадебное путешествие - [5]

— Да один черт, — отозвался Петер.

— Во всяком случае, я его знаю, — заворковала Керсти. — Он танцевал со мной майской ночью в 40-м, в «Ривонии». И с тех пор всякий раз здоровается со мной!

— Ну, тем более у вас есть причина присоединиться к нам. У Керсти от умиления, у Пеэпа — из зловредности, — сказал Петер.

— Так что же это за дело такое? — настаивал Пеэп.

— Во-первых, когда немцы поставили в Тарту городским головой доктора Синка, — стал объяснять Петер, — а господина Пуннинга сделали городским секретарем, так ему моча в голову сильно ударила. Аж с головкой захлестнула. И вот в то же самое время попалось мне несколько номеров «Студенческой газеты» десятилетней давности. И в то же самое время мы с Марет, не сегодня-завтра молодожены, рассуждали, в какое в сущности дрянное время мы живем и надо что-то против этого предпринять. В том хотя бы плане, как свадебное путешествие, как в старые добрые времена, не так ли. И когда я вдруг случайно прослышал, что этот самый Калдре, который пытался завалить меня на экзамене и в известном смысле завалил-таки меня, этот мой друг сердечный как член «Ривонии» et ceterа, друг сердечный этого самого Пуннинга, и вот я с месяц или полтора тому назад, приняв тугласова красного винца — как-то раз в сердцах аж до самого утра потягивал, — отправился поговорить с господином Пуннингом. В восемь утра я был уже на площади перед ратушей, потому как слыхал, что господин Пуннинг встает рано, делает гимнастику и бывает, что по утрам он даже склонен к проявлению фантазии. Как это с толстяками случается.

Словом, уселся я в его кожаное кресло и завел речь, мол, город Тарту, бремя секретарской должности коего возложено теперь, к счастью, на его многоопытные плечи, как город университетский и форпост Новой Европы здесь, на северо-востоке, со вниманием и сочувствием, особенно что касается университетской публики, очень сознательно следит за этими — хм — гигантскими сдвигами, которые происходят в настоящее время на карте Европы, да и на карте мира. Ясно. Однако серьезные человеческие потери, которые сопутствуют всему этому, и потери именно в части наиболее ценного человеческого материала, само собой, подводят академическую молодежь к проблеме восполнения этих потерь. То есть к проблеме рождаемости, не так ли. Надо сказать, что проблема рождаемости, пустые люльки et cetera — один из давнишних коньков Пуннинга, насколько это было мне известно. Несколько лет назад он писал об этих вещах в «Новой Эстонии». А до того — в «Студенческой газете» — на другую свою любимую тему: о Муссолини и древне-римском наследии в современной Италии. Так что я плел себе да плел и потихоньку принялся увязывать концы с концами. Значит так, видите ли, в результате людских потерь в антибольшевистской Европе молодые супружеские пары являются самой важной частью народа. Это так. Но для того, чтобы вполне ощутить свою всемирно-историческую миссию, молодые люди нуждаются, я бы сказал, в определенном внимании, своего рода признании, в стимулирующем государственном акте. Видите ли, господин Пуннинг, у нас сейчас есть четыре или пять таких академических пар, а потенциальных еще столько же, и что могло бы стать для нас более морально обязывающим, расширило бы кругозор и вдохновило окружающих, как не путешествие, скажем так, свадебное путешествие, которое дало бы им личный опыт нового расцвета великого наследия Рима в руководимой дуче Италии. Нет — нет — нет — нет, не беспокойтесь, господин городской секретарь, все мы готовы оплатить такое путешествие из собственного кармана. Хотя бы половину его стоимости. Да-да-да, каждая пара оплатит свое свадебное путешествие. Мы ведь мыслим это как коллективное свадебное путешествие. Вот-вот-вот. Некоторые из нас готовы впоследствии написать об этом — в «Постимеэс», «Ээсти сына», а может статься, и в берлинских газетах. Как знать, не явится ли это зародышем всеевропейской акции, а то и традиции? Но прежде всего мы нуждаемся в организационной помощи городских властей. Затем — железнодорожные билеты, скажем, двадцать билетов Тарту — Мюнхен — Рим и обратно. А сейчас господин городской секретарь мог бы начать с того, что облечет в слова нашу, впрочем, что значит нашу — свою идею и обратится с нею, может быть, и в Берлин, в аппарат господина Геббельса, но в таллиннское представительство «Kraft durch Freude» в любом случае. И я добавил еще:

— Ведь старшекурсники наверняка еще прекрасно помнят, что у господина городского секретаря есть богатейший опыт студенческих экскурсий, если не ошибаюсь, во Францию, не так ли?

Словом, хотите верьте, хотите нет — Пуннинг выслушал меня. И мы, мы с Марет решили, что если он действительно возьмется за это дело — из тщеславия, из желания привлечь к себе внимание, — пусть себе действует! Вот была бы колоссальная хохма — доброй компанией прогуляться по Колизею. А не получится — что, естественно, много вероятнее, так тем удобнее будет нам устроить ему — а заодно с ним и Калдре — выволочку, да ту еще выволочку! И в присутствии по возможности большего числа свидетелей…

Конечно, я всего только наслышан обо всех этих событиях. По рассказам Пеэпа и Керсти, Петера и Марет и, быть может, еще кого-нибудь пятого или шестого, потешавшегося над этой историей. Оттого мне и неизвестно, как между делом развивалась их афера со свадебным путешествием. Раз или два они ходили беседовать с городским секретарем в расширенном составе, а не один только Петер или Петер вдвоем с Марет, или даже были приглашены к нему. Так что против всякого ожидания дело каким-то образом потихоньку стронулось с места. Вплоть до последней соответствующей встречи. И хотя я знал о ней лишь из уст Пеэпа и Керсти, я представляю ее себе вполне.