Свадьбы - [34]

Нужно сказать, что с середины обеда, особенно после того как съели гуся с яблоками, немножко выпив под него, Татьяне Пещере захотелось что-нибудь спеть для Огурцов-Секачей. Но она желала, чтобы они сами попросили ее об этом. Однако после гуся они решили потанцевать, и теперь Татьяна Пещера ожидала конца танцев, прикидывая про себя, что лучше спеть: старинную украинскую «Мисяцю ясный» или современную — «Дрозды». Она остановилась на «Мисяцю ясный», и как раз кончилась музыка. Но в это время Виолетта Кирилловна внесла с кухни домашний «наполеон» и кувшин компоту, и все приступили к третьему блюду. После «наполеона» с компотом тоже никто не вспомнил о песне. Тогда она сама начала «Мисяцю ясный», чуть слышно и без слов, а только выводя мотив и слегка показывая кончики металлических зубов (Татьяна Даниловна ревниво следила за своими зубами, так как от зубов зависел ее голос). Таисия подтянула ей, и песня, конечно бы, состоялась, если бы Филипп Демидович не включил в эту минуту телевизор. На экране появилась дикторша и объявила о начале фильма «Кто совершил убийство?».

— О, наверно, детективчик! Давайте смотреть, — обрадовалась Поля.

— Обязательно посмотрим, — ответила Таисия, оборвав мелодию.

Все оживились, быстро развернули стулья от стола к экрану и впились глазами в телевизор. Разумеется, ни о каком пении уже не могло быть и речи.

Татьяна Пещера обиделась, и больше всего на Таисию. Если бы та не сказала: «Обязательно посмотрим», а продолжала подтягивать Татьяне Даниловне, Филипп Демидович, возможно, выключил бы телевизор. Подумав так о Таисии, Татьяна Пещера тут же подумала и о том, что Таисия просто не захотела, чтоб она пела, и выказала тем самым свое неуважение к ней, забыв, что не кто иной, как она, спасла Таисию от крупной неприятности. В свое время, в бухгалтерскую бытность, Татьяну Даниловну часто привлекали к проведению внезапных ревизий в торговых точках. Однажды, явившись к Таисии с проверкой, она обнаружила в буфете недостачу в двести рублей. Таисия расплакалась, и Татьяна Даниловна, пожалев ее, позволила ей сбегать домой за деньгами и внести их в кассу. И не указала об этом в акте.

Когда Татьяна Даниловна, сидя перед телевизором и не глядя в него, переживала свою обиду, на улице вдруг забухал духовой оркестр. Она сразу поняла, что это у сестры начинается свадьба, спохватилась, что ей давно пора быть там, поднялась, поблагодарила за угощение и попрощалась.

Выйдя за калитку, Татьяна Даниловна сразу же столкнулась с Васей Хомутом и его женой Валей, шедшими на свадьбу к Колотухам. Вася, облаченный в выходной костюм, украшенный значками-наградами, был трезвый как стеклышко, потому что никогда в жизни не появлялся выпившим вместе с Валей. Надо полагать, из-за великого уважения к Вале, которая хотя и не была такой писаной красавицей, как изображал ее в своих Рассказах Вася, да и вообще никакой красавицей не была, но которая не давала Васю в обиду и никому не позволяла плохо отзываться о нем. Когда однажды во время женского субботника по украшению улицы цветами Груня Серобаба, не иначе с тем чтобы уязвить Валю, не любившую точить с женщинами лясы, а потому и работавшую в сторонке от других, — когда Груня громко, чтоб все слышали, спросила Валю, как это она живет с таким мужем-выпивохой, когда спросила она так, Валя подошла к ней, улыбнулась и ответила: «А разве, Груня, он на ваши деньги выпивает, что вы так переживаете?» И Груня не нашлась, что сказать.

И вот пожалуйста, — сегодня Вася Хомут шел под ручку с женой и был трезвый как стеклышко.

— Татьяна Даниловна, мамочка, цветочек душистый, позвольте поздравить вас с женитьбой племянника! — сказал он Татьяне Пещере и галантно поцеловал ей ручку.

Валя тоже поздравила Татьяну Даниловну, Вася взял обеих женщин под руки, и они направились к дому Колотух, откуда неслась музыка. Как раз в это время во дворе Кожухов что есть мочи завизжала собака, потом со стуком распахнулась калитка и на улицу выскочил Поликарп Семенович со скрипкой в одной руке, со смычком в другой и в таком виде, в каком сроду не появлялся на люди: в спортивных трикотажных штанах и в нательной соколке.

— Товарищ Хомут, минуточку! Одну минуточку, любезные женщины! — вскричал он и, размахивая скрипкой, быстро направился к ним через дорогу, высоко взбрыкивая ногами, чтоб не черпать сандалетами песок.

И, подбежав к ним, возбужденно заговорил, тряся густыми волосами с благородной сединой и указывая смычком на двор Колотух, где бухал оркестр.

— Вы слышите, нет, вы слышите? Это флейта!.. Да-да, это флейта фальшивит, я сразу определил!.. Пойдемте, пойдемте, я вам сыграю на скрипке! — Он дернул раз-другой смычком по струнам. — Вы еще не слышали, как играет Поликарп Семенович Кожух!..

Он резко тряхнул головой, взмахнул смычком и запрыгал по песку к воротам Колотух.

Два часа назад, вернувшись с черниговского шоссе и получив от Насти Колотухи двадцать рублей за выезд (не его вина, что молодые опоздали!), Поликарп Семенович вовсе не помышлял идти на свадьбу к Колотухам, хотя его и пригласили. Он завел «Победу» в гараж, здесь же, в гараже, переоделся и с полчаса приводил в порядок запылившуюся машину, на славу поработавшую после долгого стояния на приколе. Двери в дом, когда он вернулся, были закрыты. Пока он возился в гараже, ни жена, ни внук во дворе не появлялись. Внук, должно быть, убежал с удочкой на речку, это было его пристрастием, а Олимпиада Ивановна наверняка была дома, но специально не показывалась. Поликарп Семенович тоже не торопился заходить в дом и встречаться с женой, хотя довольно проголодался и не прочь был бы пообедать. Управившись с машиной, он опять-таки не пошел сразу в дом, а предварительно спустился в погреб и задержался в нем, так как здесь к прошлогоднему яблочному вину имелась и закуска: висел початый окорок и была вяленая рыбка, припрятанная за банками с консервированными овощами. В погребе он засиделся настолько, что когда поднялся на воздух и услышал, как фальшивит флейта в оркестре, игравшем во дворе Колотух, ему тотчас же захотелось сыграть самому, дабы вся свадьба услышала и оценила его мастерство. И он побежал в дом за скрипкой. Но только извлек ее из футляра, как из соседней комнаты, хромая, на обе ноги из-за отложения солей, вышла Олимпиада Ивановна.