Суздальский варяг. Книга 1. Том 1. - [29]

Иван умел вызвать у людей интерес к делу, с ними легче разговаривать, нежели с боярами ростовскими. Справедливого хозяина видно было с самого низа, от кабального и, даже, от полного холопа. Потому и тянулся к Кучке честный работный люд.

За таким великим хозяйством нужен и присмотр изрядный, а для этого надо много надежных тиунов и старост. Так и получается, один с сошкой, а семеро с ложкой. Пора, пора Сысоя с головой вводить в хозяйство. Не столько помощник нужен, сколько уверенность в наследнике, что в надёжные руки он передаст своё дело продолжателю Но продолжателем может быть только кровный наследник. И снова мысли носятся по кругу: как быть?

Тесно Ивану в своём имении. Иногда сомнения приходят, не пустое ли дело затеял. Ведь порой бывало весьма тяжко. Землю межевать приходилось повсякому, и тут уж Иван являл хватку без предрассудка, называемого состраданием. Хитростью загонял мелких землевладельцев в долги и забирал землицу в свои руки. А не схитришь – не выживешь. Даже молодших бояр разорял и брал к себе на службу. Межевые описания, впредь до княжьего суда, скреплялись подписями ростовского тысяцкого и площадного дьяка – вот и вся премудрость. На Руси так принято думать: если человек бескорыстен, значит, он глупый, на таких воду возят, такой не бывает крепким хозяином. Это Иван без сомнений осознал ещё с детства, в отцовых поучениях.

Но кратковременны были сомнения Ивана. Он часто вспоминал рассказы отца о былых временах, когда приходили в Ростов иноземные гости с берегов Хвалисского моря. А какие диковины они привозили! Старики сказывали: ещё не так давно, всего-то полвека назад, приходили в Ростов купцы из Майнца, сопровождавшие своего епископа Бардо. Как они лихо торговались, выхватывая друг у друга шкурки соболя, горностая, бобра, лисицы. Расплачивались своей белью, называемой денариями. До сих пор некоторые ростовцы хранят эти денарии. Пусть не гривна, но тоже чистое серебро. Пробивались всё-таки купцы сквозь заслоны новгородских перекупщиков, и привозили на торжище Ростова дивные изделия немецких мастеров: золотые и серебряные серьги, застёжки всякие, подвески, наручи из чистого золота. Бывали и греческие купцы со своими диковинами из Сирии и даже из Египта. Привозили стеклянные зелёные и синие перстни, бусы стеклянные золочёные с мозаикой, коралловые бусы. До сих пор они хранятся в сундуках. Какая-нибудь боярышня наденет бабушкино наследство, да и удивит нынешнюю молодую поросль – о, сколько восхищения! Украшения-то заморские! Где нашим мастерам до такого искуса! А какие глаза страстные и большие у жён бывали в посудной лавке! Ох, сколько возов привозили глазурованной блестящей рисунчатой посуды! Где теперь всё это? Идут купцы мимо Ростова.

Завидовал Иван новгородцам, а сделать ничего не мог без поддержки ростовских мужей. Завидуй, не завидуй, обижайся, не обижайся на судьбу, но, что поделаешь, у купцов свои нравы, свои неписанные законы. Они понимают друг друга с одного взгляда и быстро находят общий язык с иноземцами. Купец и оратай – самые рисковые люди. Но и без надежды им жить нельзя. Купец сегодня в аксамиты и парчу одет, а завтра он в жалкой сермяге. Так и оратай: нынче собрал богатый урожай, а на следующий год все посевы градом побило, либо засуха сгубила. Купец и смерд вроде бы люди свободные, а поглядеть, так каждый из них вечно в долгах.

Купцы у Кучки охотно товар берут: ему прибыль, и себя не обделят. Иван их за долги не закабаляет, как иных простачков. Ловко им стало теперь ходить по торному пути от Кучкова до Ростова. Но ростовский торг для Ивана – не велик размах, ему надобен выход в иные страны. Мечтает сам побывать за морем. Вот управится с делами, и уж тогда-а… И так каждый раз. Но мечта не ослабевает, ведь он ещё не стар.

В тысяча восемьдесят девятом году умер епископ Исайя. Разом осиротела чадь ростовская православная. Вот уже шестой год без владыки. А князья будто забыли, что есть в земле далёкой град Ростов. Говорят, что славяне пришли в землю Ростовскую, населённую мерей, ещё до Олега Вещего. В то же время и новгородцы свои земли обживали. По древности равны, а вот, поди ж ты, Новгород нынче впереди. Добрым словом вспоминают ростовцы владыку Исайю. Погас светильник православия, но духовным благодеянием его пропитаны земля и воздух всего Залесья. Прощаться с владыкой приезжало много людей со всех концов волости, в храме места не хватало. Ростовцы искренне любили своего духовного пастыря. Даже многие из мерян, кои до сих пор во мраке языцком пребывают, и те своего почтения не скрывали. Исайя был многомудрый, сумевший словом правды примирить язычников и христиан.

Старики сказывали, какие бывали раньше потрясения. Не дай Бог, чтоб повторились. До смертоубийства доходило. Потому и пришлось первому епископу Феодору покинуть Ростов и поселиться в Суздале. Горько пришлось ему выслушивать упрек митрополита Михаила: дескать, не должен архипастырь покидать епископский храм. Но что поделаешь, если нет житья от свирепых язычников. И срубил владыка Феодор храм в Суздале, точно такой же, как в Ростове. Но переносить владычный стол митрополит ему накрепко запретил. Не долго пришлось Феодору жить в Суздале. Умер епископ в девятьсот девяносто третьем году. Скоро прислали из Киева нового владыку Илариона. Но и он вынужден был покинуть Ростов, и поселиться в Суздале, где и скончался вскоре. Какое-то время после Иллариона владычное место было праздно. В тысяча семидесятом году пришёл в Ростов епископ Леонтий с намерением, наконец, утвердить духовную силу Ростовской епархии. Он сделал попытку опереться на молодых, но их отцы и деды взбунтовались и убили епископа. Долгое время блюстителями владычного стола были местные священники, и тоже натерпелись страха от языцкой буести. Голод из-за неурожая в тысяча семьдесят втором году вверг в отчаяние ростовскую чадь, чем и воспользовались волхвы, призвав смердов взяться за топоры и идти на христианских проповедников. Они внушили черни, что попы и их прихожане спрятали хлеб, чтобы извести всех неверных. А тут как раз подоспел из Киева воевода Ян Вышатич с дружиной. Полетели головы волхвов, зачинщиков смуты, хоть и было это противу Правды Руской. Но с тех пор присмирели нехристи.