Суздальский варяг. Книга 1. Том 1. - [26]

От посудной лавки Варвару трудно было оторвать. Прилипла глазами к полкам, а там… Как на празднике блещут глазурью кувшины, крынки, чаши, плошки, блюда рядами полок. А на верхних полках стеклянные кубки и бокалы горделиво высятся, сами собой любуются – это изделия киевских стеклоделов.

– Всё это, конечно, есть в лавках ростовского торжища, но видеть такие товары здесь, в глухомани, както непривычно.

– Вот, смотри, – показывал ей Иван амфоры с чёрным рисунком по рыжему фону, – сии кувшины из Корсуни привезены. А это гребни из дерева самшита, что растёт на горах Кавказа. А вот это я хочу тебе сейчас подарить, – Иван с торжеством возложил на шею Варвары хрустальные бусы. – А хочешь, ещё вот эти, – он тряс пред её очами янтарным ожерельем с берегов Варяжского моря.

Варвара растерялась и робко намекнула, не пора ли возвращаться.

– Пойдём, люба моя. Вижу, притомилась. А ведь мы ещё не были в мясном, рыбном, сырном ряду. Много у меня всяких рукодельников. Их слободы ты видела, когда мы поднимались от реки.

Они шли молча какое-то время, каждый занятый своими мыслями, направляясь к боярскому двору.

Солнце поднималось, ощутимо согревался воздух, предвещая жар летнего дня.

– Видно, не понять мне своей худой головой, – заметила Варвара, – ведь вся торговля здесь каждому себе в убыток. Всё, что мы видели, а, кроме того, мёд, воск, лён трепанный, пеньку, сыромятную кожу, не говоря уже о мягкой рухляди, ведь всё это надо вывозить на большие торжища. А здесь, что же получается, сами себе продают? Тогда и куны не нужны, обменялись товаром – и делу конец. Нет, это не моего ума, не понять мне.

– Разумница моя, ты верно мыслишь. А ростовские мужи понять не могут, как тесно мне с моим хозяйством, нужон выход на большие торжища. Ходят мои купцы в Новый Торг, бывают в Новгороде, Смоленске, Киеве, но редко, ибо нет там у них своих подворий, потому и приходится отдавать товар перекупщикам, а они на нём зело наживаются. О том я и тщился толковать ростовским мужам, а они словно медведи залегли в своих имениях-берлогах, и ничего им более не надо. Нет бы, поучиться у новгородцев. Ты меня поняла, а вот они не поняли. Думаю, и князь понял бы меня.

– Ой, не скажи. Каждый по-своему мыслит.

– И то верно. Много ли мы знаем князей, кои попещение имают не только о своей корысти, но и о благоденствии земли отчей и чади, на ней живущей? Видно, время таковых закончилось ещё на Ярославе.

В теремных сенях Ивана остановил Борислав.

– Не обессудь, Иван, спаси тебя Бог за честь и угощения, но мне пора домой. Сам разумеешь, дела ждут, но прежде надо бы поговорить.

– Конечно. Пойдём в мою горницу, там нам никто не помешает.

Иван глазами разыскал молодую вдовую попадью, кивнул ей, чтоб подошла.

– Серафима, ты была доброй и верной подругой моей покойной супруги. И теперь прошу тебя, потщись о Варваре. Я отлучусь ненадолго.

– Будет, по-твоему, Иван Степаныч, не волнуйся, в обиду не дам твою благоверную, – Серафима услужливо склонила голову.

Войдя в горницу, Борислав удивился, насколько стал приглушённым его голос. Всё вокруг было устлано и увешено шкурами. Даже лавки ими покрыты. В углу огромный сундук под цветным аксамитом. Боярин многозначительно покосился на сундук, оглядывал стены, лавки: здесь и лиса, и медведь, и рысь. Возле окон массивный стол завален пергаментными свитками и книгами. В углу перед образами теплится малинового цвета стеклянная лампадка.

– У тебя и на это время хватает, – Борислав кивнул в сторону стола.

– Не хотелось бы невегласом слыть – читаю. Много мудрости в книгах. От отца остались.

– Не знаю почему, но хочется душу раскрыть. Редко с нами такое случается. Поймёшь ли? Вот что поведаю: не осмелился я идти на думе против мужей, разум не велит. Обычай есть обычай: как дума приговорит – вечина всякому мужу.

– Да разумею я, разумею, – грустно ответил Иван. – Я на тебя не в обиде, что не поддержал. Волю думы кнутом не перешибёшь. Обидно, конечно, что бояре не уразумели меня. Сам оплошал, не сумел убедить.

– Это добро, что так мыслишь. Сейчас нам нельзя погрязнуть в обидах. В душе я с тобой. Придёт время – поймут. Большое дело ты затеваешь, а для большого дела нужно согласие всех, как перед битвой.

Иван покосился недоверчиво на Борислава. – Что, не веришь моим словам?

– Нет, я о другом подумал. Что мы знаем о том, как идти в битву? Мы же не стратиги, не воеводы. Это там, на юге, постоянно в битвах, то с половцами, то между собой воюют. А мы земледельцы.

– Ты скажи мне, чем, какой долей я мог бы участвовать в твоём деле?

Иван снова с азартом стал говорить о своих замыслах. Уж очень ему хотелось не уступать Новому Торгу в гостьбе. Время идёт неумолимо, и если теперь не явить свою проворность, то Новгород задавит Ростов своей ухватистостью окончательно.

Борислава и убеждать не надо, он ещё на думе в Ростове понял, куда клонит Кучка. Заманчиво было бы начать уже теперь торить кратчайший путь из Ростова к Ламе, откуда рукой подать до Днепра, Волги и Ловати, и создать на том пути станы, дворы лодейные, дворы гужевые с табунами верховых и тягловых лошадей.

– Да, Иван, одному такое дело не поднять. Надо бы ещё раз попытаться убедить мужей ростовских. Да и я своё слово сказал бы.