Суворов и Потемкин - [56]

Обратимся к документам. Запрос Потемкина от 27 июля:

«Солдаты не так дешевы, чтобы ими жертвовать по пустякам. К тому же мне странно, что вы в присутствии моем делаете движения без моего приказания пехотою и конницею. Ни за что потеряно бесценных людей столько, что их бы довольно было и для всего Очакова. Извольте меня уведомить, что у вас происходить будет, а не так, что ниже прислали мне сказать о движении вперед» [92].

Суворов замедлил с ответом и рапортовал только на другой день. Этим вызван второй запрос главнокомандующего — от 28 июля: «Будучи в неведении о причинах и предмете вчерашнего произшествия, желаю я знать, с каким предположением Ваше Высокопревосходительство поступили на оное, не донося мне ни о чем во все продолжение дела, не сообща намерений ваших прилежащим к вам начальникам и устремясь без артиллерии противу неприятеля, пользующегося всеми местными выгодами. Я требую, чтоб Ваше Высокопревосходительство немедленно меня о сем уведомили и изъяснили бы мне обстоятельно все подробности сего дела» [93].

28 июля двумя собственноручными рапортами Суворов подробно донес о происшедшем.

Рапорт № 947. «Вчера пополудни в 2 часа из Очакова выехали конных до 50-ти турков, открывая путь своей пехоте, которая следовала скрытно лощинами числом до 500. Бугские казаки при г. полковнике Скаржинском, конных до 60-ти, пехотных до 100, три раза сразились, выбивая неверных из своих пунктов, но не могли стоять. Извещен я был от его, г. Скаржинского. Толь нужный случай в наглом покушении неверных решил меня поспешить отрядить 93 ч[еловека] стрелков Фанагорийского полку к прогнанию, которые, немедленно атаковав их сильным огнем, сбили; к чему и Фишера батальон при господине Майоре Загряжском последовал. Наши люди так сражались, что удержать их невозможно было, хотя я посылал, во-первых, донского казака Алексея Позднышева, во-вторых, вахмистра Михаилу Тищенка, в-третьих, секунд-майора Куриса, и, наконец, господина полковника Скаржинского. Турки из крепости умножились и весьма поспешно, было уже их до 3000 пехоты, все они обратились на стрелков и Фишера баталион. Тут я ранен и оставил их в лутчем действии. После приспел и Фанагорийский баталион при полковнике Сытине, чего ради я господину Генерал-Порутчику и Кавалеру Бибикову приказал подаватца назад. Другие два батальона поставлены были от лагеря в 1-й версте, но приоытии моем в лагерь посыланы еще от меня секунд-майор Курис и разные ординарцы с приказанием возвратитца назад. Неверные были сбиты и начали отходить». Далее следуют сведения о потерях противника убито от 300 до 500, раненых гораздо более того. Наши потери — убито 153, ранено 210 человек.

На второй запрос Суворов доложил, что «причина вчерашнего происшествия» была вызвана нападением турок на пикеты бугских казаков, что артиллерии не было из-за малого количества неприятельского отряда, что о начале и продолжении дела он докладывал чрез пикетных казаков, а прилежащих начальников не уведомил, потому что сам «при происшествии дела находился... Обстоятельства Вашей Светлости я донес сего числа, а произошло медление в нескором доставлении онаго по слабости здоровья моего».

Полевой в своей книге выдвинул версию о том, что Суворов якобы был недоволен медлительностью Потемкина и решил воспользоваться вылазкой турок, чтобы на их плечах ворваться в крепость и побудить тем самым осторожного главнокомандующего к общему штурму. Судя по всему, Полевой не знал приведенных выше рапортов Суворова. Он отыскал в сочинениях принца Де Линя письмо, посланное им императору Иосифу из лагеря под Очаковом, В письме по горячим следам было описано дело 27 июля. Де Линь находился при Потемкине в качестве представителя союзников. Он писал, что во время боя «так называемого непобедимого Суворова» защитники крепости перебросили все силы против его отряда и оголили другие участки. Де Линь, по его словам, поспешил к Потемкину и умолял главнокомандующего начать общий штурм. Но тот якобы в отчаянии заламывал руки, рыдал, сожалея о напрасных потерях.

Оставим на совести принца это свидетельство. Утверждение о легкой возможности овладеть Очаковом 27 июля (единственное свидетельство такого рода из уст очевидцев) вызывает серьезное сомнение. Ожесточенность, с какой дрались турки, большие потери, понесенные гренадерами, говорят не в пользу версии Де Линя. Импровизация при штурме такой мощной крепости, над укреплением которой несколько лет трудились французские инженеры, вряд ли увенчалась бы успехом. У принца был свой расчет торопить Потемкина со взятием Очакова: высвободившиеся русские войска могли бы отвлечь на себя главные силы турок, успешно действовавших против австрийцев. Ведь сам император Иосиф едва не погиб во время панического бегства своих войск, столкнувшихся на марше с противником.

Лучшим доказательством того, что у Суворова не было намерения штурмовать Очаков, является отсутствие артиллерии в его отряде. Схема Полевого, как видим, страдает большими натяжками. Осадные работы только начинались. Генералы Репнин и Меллер на запрос Потемкина высказались за правильную осаду с возведением траншей и батарей. Постепенно приближая батареи к стенам крепости, осаждающие стремились подавить артиллерию обороняющихся и пробить брешь в стене. Но под Очаковом каменистая почва затрудняла шанцевые работы, батареи воздвигались медленно.