Сутки через двое - [4]
— Я рад за них, — скривился Георгий. — Ты мне вот что скажи, Дарья. Я что-то давно друзей твоих не видел в клубе.
Он внимательно следил за ее реакцией. Но о судьбе своих дружков и подружек Дарья явно не беспокоилась. Или не знала ничего об их судьбе. Или никак не связывала эту судьбу с Георгием.
— Ты меня все сбыть с рук торопишься, — с деланными капризными интонациями произнесла она. — Зачем тебе мои друзья, когда перед тобой я?
— Ты не представляешь, насколько это соответствует моим ощущениям, — пробурчал он.
— Ну так! — она откинулась на спинку своего стула и закурила. — В чем дело? Ладно, Жорж, не буду тебя мучить. Я пойду, я так, заглянула тебя поискать, а то тебя два дня не было. Я беспокоилась. Не больше твоей крали, конечно…
— Какой крали? — взгляд Георгия стал жестким.
— Что, скажешь, у тебя и крали нет? — округлила глаза Дарья. — Не поверю, Жорж. Ладно, поздоровалась с тобой хоть! Заплатишь за напитки дамы?
— Заплачу за напитки дамы, — кивнул Георгий.
Дарья допила «Бейлиз», потом томатный сок, облизнулась, встала из-за столика, послала Георгию воздушный поцелуй и быстрым шагом пересекла зал, скрывшись за входными дверями клуба. Георгию недолго удалось посидеть в спокойном одиночестве. К нему подсели джаз-музыканты.
— Здорово, Гога, — сказал один из них, длинноволосый шатен в очках-блюдечках, чем-то напоминавший Джона Ленона. — Что, Даша опять на халяву заправлялась?
— А ей все равно, — буркнул Георгий, пожимая протянутую руку.
— В смысле? — не понял второй музыкант, обладатель долговязой худой фигуры и гладко выбритого черепа.
— Пьет она для понта, вот и смысл, — пояснил Георгий.
— Это как так? — весело запротестовал бритый.
— Да так, — хохотнул «Джон Ленон». — Ты вот, например…
— Ну ладно, ладно! — повысил голос бритый.
— Ладно, так ладно, — пожал плечами очкарик. — Короче, на публику она играет. А чтобы все заметили, что она пьет, все время пытается выпить за чужой счет, хотя на дамочку, стесненную в средствах, не похожа. Верно я говорю, Гога?
— Видимо, верно, — пожал плечами Георгий.
— Я одного понять не могу, — понизив голос и слегка наклонившись вперед, произнес длинноволосый музыкант. — Она пьет и утром, и днем , и вечером. Причем, как лошадь. А так чтобы пьяной в дугу, я ее ни разу не видел.
— Так на нее, само собой, алкоголь не действует, — совсем тихо сказал Георгий. — Алкоголь не действует…
— Что-что? — не расслышал бритый.
— Алкоголь не действует, говорю, — ответил Георгий громче. — Алкоголизм. Эдакий хитрый. Ей другого хочется, а она только «Бейлиз», да «Текилу» с пивом лакает. Вот и не берет ее.
— А-а… — протянул «Джон Ленон» и заржал, подумав, что Георгий тонко пошутил. Увидев, что никто его гогот не поддержал, он осекся. — Не понял.
— Да я тоже, — сказал Георгий, вставая. — Ладно, друзья мои, увидимся. Концертировать где будете, не забудьте пригласить.
— Само собой! — сразу забыв про неловкость и про непонятую шутку, сказал волосатый очкарик. — Удачи!
Бритоголовый открыл рот, собираясь что-то то ли сказать, то ли спросить, но передумал и закрыл его, только подняв на прощание руку. Георгий подошел к стойке, расплатился и вышел из клуба. Было без десяти час. Совсем немного времени оставалось до делового ланча, в котором он по мере возможности старался участвовать. Он поймал машину и через тридцать минут вышел на углу улицы, где располагался нужный ресторан. Расплатившись и выйдя из машины, он дальше пошел пешком. Через пять минут он вошел в фойе ресторана, отдал гардеробщику свой плащ и прошел в зал. Компания, к которой он собирался присоединиться, была уже в сборе. На столике были только напитки, стало быть Георгий если и опоздал, то не сильно. Его ждали трое. Грузноватый мужчина лет пятидесяти, одетый весьма фривольно, в джинсы и растянутый свитер, вытянул в проход свои ноги, обутые в стоптанные кроссовки, пил пиво и лениво косился на собеседников. Другой мужчина, тридцатилетний, строгий, гладко выбритый и одетый в дорогой деловой костюм тянул через трубочку апельсиновый сок и внимательно слушал женщину лет сорока, одетую несколько ярковато. Женщина, оставив нетронутым свой стакан с минералкой, постоянно перебирала пальцами, заключенными в золотые кольца и перстни, и что-то очень уверенно излагала. Георгий приблизился и поздоровался.
— Добрый день, Георгий, — отозвался одетый в костюм мужчина.
— А вот и он! — прервав на полуслове свой монолог, поприветствовала вновь прибывшего женщина.
— Салют, — сказал пятидесятилетний, приподняв ладонь.
Георгий сел за столик.
— Что-нибудь заказывали уже? — спросил он.
Выяснилось, что нет. Георгий отыскал взглядом официанта и махнул ему рукой. Тот подошел и стал принимать заказ. Георгий заказал себе минеральную воду с газом, крем-суп из морепродуктов и филе лосося на гриле.
— Пост у тебя что ли? — хохотнул пятидесятилетний.
— Да вроде нет, Алексей Матвеевич, — улыбнулся в ответ Георгий. — Так совпало.
— Что совпало, то пропало, — буркнул Алексей Матвеевич и умолк, уткнувшись в меню. Терпеливому и предупредительному официанту пришлось ждать его решения не менее трех минут.
— Алекс нерешителен, — сказала женщина. — Что в отношении кредитов, что в отношении еды.
Грандиозный по масштабу заговор Советников увенчался успехом! Еще недавно Россия неудержимо катилась в пропасть, заботливо подталкиваемая своими многочисленными недругами, а сейчас – воспряла и обрела невиданную мощь. Еще недавно надменная Европа брезгливо чуралась своего восточного соседа, а теперь, измученная экономическими и климатическими катаклизмами, зависит от него всецело. Но не судьба Советникам почивать на лаврах – им предстоит новая битва. Самая страшная битва – с неизвестным противником, который не делает различия между странами и народами.
Творчество Максима Жукова можно назвать, как «жесткой прозой», так и «жесткой поэзией»: апеллируя то к самым низким пластам языка, к образам и персонажам дна, то к высотам мировой культуры, автор создает убедительную вербальную и мировоззреческую модель мышления и чувствования поздне— и постсоветского «подпольного интеллигента».
«Я стою при входе в зал игровых автоматов, в тени подъездного козырька. Я стою и рассматриваю фасад старой хрущевской пятиэтажки, выстроенной, как абсолютное большинство домов в это микрорайоне, тридцать с лишним лет назад. Я рассматриваю данный фасад чрезвычайно внимательно и увлеченно. Увлеченностью этой я обязан одному недавно сделанному спонтанному умозаключению: почему, собственно, я, изучая со стороны этот ободранный, малопригодный для жизни курятник, называю его старым? Ему, если вдуматься, столько же лет, сколько и мне, он, возможно, даже на пару лет младше меня, что, по сути, ничего не меняет в сложившихся обстоятельствах…».
Много у нас поэтов, якобы принадлежащих к андеграунду, а на самом деле банально раскручивающихся на теме собственной отверженности, подобно мошенникам, выдающим себя за калек и просящих милостыню. Но у Жукова все всерьез. Тут не игра. И поэтому написанное им – серьезно, значимо. Он издает книгу, которая заведомо не будет популярна у немногочисленной, читающей публики. Но данная книга, повторяя слова классика XIX века, томов премногих тяжелей. Ибо это – настоящее.