Суровые дни - [9]
— Товарищи! Пока не удовлетворят наши требования — работать не будем!
Сергею пришлось долго ждать пригородного поезда. Эти минуты, после утомительной дороги от Москвы до родного города, были особенно тягостны. Он то и дело смотрел на круглые часы, висевшие над входом в вокзал. Черные стрелки двигались непозволительно медленно, словно спотыкаясь на каждой черточке и застывая возле каждой цифры. Свинцом наливались ноги, и тупо болел затылок.
Но вот подали состав. Сергей не вошел в вагон, а остался на площадке. Он не замечал ни холода, ни колющих лицо снежинок. Навстречу двигались, проплывая мимо, знакомые здания. Вот и колокольня собора, белого и величественного. На солнце блестит золото купола.
Наконец, показался завод. И не было сейчас для Сергея ничего красивее этих старых стен, черных от оседающей на них годами копоти. Неожиданно Сергею припомнились строки, выученные еще в гимназии: «И дым отечества нам сладок и приятен».
Когда справа открылась панорама поселка с деревянными домиками, то круто спускавшимися в широкие овраги, то карабкавшимися по крутым подъемам, Сергей стал жадно искать среди них: а где же родительский дом?
Деревянный дом Пылаевых стоял на каменном фундаменте. В полуподвале, разделенном перегородкой, одна половина, с русской печью, считалась кухней, другая — столовой. Десять крутых деревянных ступеней вели через «западню» — люк с откидной крышкой — в верхние две комнаты. Меньшая из них — Сергея. И хотя скоро пять лет, как он уехал, в комнате все как было при нем.
Варвара, тщательно вытирая пыль на этажерке с книгами, услыхала, как скрипнули в соседней комнате половицы. Невольно замерло сердце. Показалось: сейчас войдет Сергей! Варвара повернулась. В дверях, придерживаясь за косяк, стоял Прохор.
— Зачем встал? Зачем оделся?
— Значит, надо.
— Куда собрался?
— На завод.
Прохор сделал несколько шагов к западне, но Варвара опередила его и, спустившись вниз, схватила с вешалки теплое полупальто, шапку и забросила их на полати. Прохор, прихрамывая, спустился. Варвара как ни в чем не бывало стояла возле окошечка. Прохор увидел, что вешалка пуста, и попытался сам найти спрятанные вещи. Потом подошел к Варваре и обнял ее.
— Варварушка! Только узнаю, как дела на заводе, и обратно.
— Забыл, что Асенька вчера наказала?
Прохор засмеялся.
— Ей, как врачу, положено всякими бедами пугать. Ну, Варюша?
Варвара не отвечала.
— Не дашь? Ладно! Я и так пойду.
И повернул свободной рукой ключ. Варвара схватила Прохора. Силой потянула от двери.
Куда Варваре против мужа? Разве удержишь? Но только Прохор освободился резким рывком, как сразу, крякнув, обмяк. И если бы не Варвара, еще сильнее прижавшая к себе Прохора, опустился бы прямо на пол, так снова резанула проклятая поясница.
А начала она болеть четыре дня назад. Прохор проснулся в середине ночи от сверлящей боли. Подумал: повернулся не так, сейчас пройдет. Но боль не утихала… Сквозняком, верно, прохватило или разгоряченный вышел из цеха на мороз — вот и свернуло.
Прохор лежал на спине, с открытыми глазами. Рядом спала Варвара. Разбудить ее? Но потом решил: авось, обойдется. Пусть спит. А боль не отпускала. Прохор кряхтел и порой чувствовал обиду: он мучается, а Варвара ничего не слышит, продолжая спокойно посапывать.
Ночь казалась бесконечной. Только под утро немного полегчало.
Прохор попытался лечь на бок. Сделал движение и, не выдержав, застонал.
— Прохор?! — встревоженно спросила Варвара. — Приснилось что?
— Спи. Спи. Ниче… — Но тут же опять застонал. Железные когти вцепились в ногу и рвали на куски.
Сегодня с утра дело как будто пошло на поправку. И Прохор решил непременно, хоть ненадолго, заглянуть на завод. История с забастовкой не на шутку встревожила Прохора. Он чувствовал, что вина в значительной мере лежит на нем. Можно ли после всего этого спокойно отсиживаться дома?
— Варюша! Хочешь быть настоящим другом? Проводи на завод!
— Не на завод, а в кровать тебя провожу!
Как раз в это время дверь раскрылась. И с улицы сперва вошел Никита Черноусов, а за ним какой-то незнакомый человек. Они остановились, удивленно глядя на застывших в тесных объятиях посреди комнаты Пылаевых.
Неловкое молчание нарушил Черноусов.
— Решили больного проведать. А больной-то ишь каким соколом!
Сконфуженный Прохор сел на табуретку. Варвара не выдержала и пожаловалась:
— Своевольничает. На завод собрался, раздетым. Ему в тепле лежать велено. Одна надсада с ним.
— Что же вы, товарищ Пылаев, установленный режим нарушаете? — улыбаясь, сказал незнакомый человек.
Только теперь Прохор и Варвара обратили на него внимание. Он улыбался тепло и дружески, как давний хороший знакомый, а глаза его ласково поблескивали.
— По праздникам ребята из литейного к дому Тимофея Ивановича Пестова ходили. Играли на гармони. Песни пели. Чего не делали, чтобы дочка его, Варвара, из оконца выглянула.
Варвара и Прохор удивленно переглянулись: откуда ему все известно? А тот, улыбаясь, продолжал:
— Только зря старались. Выбрала Варвара Тимофеевна не нашего брата-литейщика, а Прошу Пылаева из инструментального цеха.
Варвара, пытливо всматриваясь в незнакомое лицо, старалась угадать: кто же из ее давних ухажоров стоит перед ней?
В книге – впервые переиздаваемый после 1927 года роман малоизвестных советских авторов. Их герой Роман Владычин в наполеоновской Франции пытается преобразовать историю в соответствии со своими представлениями и идеалами.Название надо писать полностью заглавными буквами, чтобы соблюсти тройственную авторскую волю и не истолковать однозначно ту двусмыслицу, которая в нем заложена. Ведь «Бесцеремонный роман» – это была бы характеристика произведения, а «бесцеремонный Роман» – характеристика героя. Авторы хотят, чтобы оба смысла мерцали читателю то враздробь, то вместе, наш долг – уважать их желание.
Революционно-фантастическая повесть.Иллюстрации А. Литвиненко.Ленинград, Госиздат РСФСР, 1924 г.В том же, 1924 году, повесть печаталась под названием «Сорванец Джо» в ленинградско-московском издательстве «Книга». Текст в этом издании незначительно отличается от текста в книге «Универсальные лучи».
«Вулкан в кармане» Б. Липатова и И. Келлера — классическое произведение литературы «красного Пинкертона». Советский полпред-шпион Фокин, его подруга-белоэмигрантка, сыщики Штрук и Шерлок Пинкертон, иностранные банкиры и опереточные африканские дикари заняты поисками небывалой взрывчатки, попутно предоставляя авторам возможность вдоволь развлечься.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.