Суровые дни - [9]

— Товарищи! Пока не удовлетворят наши требования — работать не будем!

Сергею пришлось долго ждать пригородного поезда. Эти минуты, после утомительной дороги от Москвы до родного города, были особенно тягостны. Он то и дело смотрел на круглые часы, висевшие над входом в вокзал. Черные стрелки двигались непозволительно медленно, словно спотыкаясь на каждой черточке и застывая возле каждой цифры. Свинцом наливались ноги, и тупо болел затылок.

Но вот подали состав. Сергей не вошел в вагон, а остался на площадке. Он не замечал ни холода, ни колющих лицо снежинок. Навстречу двигались, проплывая мимо, знакомые здания. Вот и колокольня собора, белого и величественного. На солнце блестит золото купола.

Наконец, показался завод. И не было сейчас для Сергея ничего красивее этих старых стен, черных от оседающей на них годами копоти. Неожиданно Сергею припомнились строки, выученные еще в гимназии: «И дым отечества нам сладок и приятен».

Когда справа открылась панорама поселка с деревянными домиками, то круто спускавшимися в широкие овраги, то карабкавшимися по крутым подъемам, Сергей стал жадно искать среди них: а где же родительский дом?

Деревянный дом Пылаевых стоял на каменном фундаменте. В полуподвале, разделенном перегородкой, одна половина, с русской печью, считалась кухней, другая — столовой. Десять крутых деревянных ступеней вели через «западню» — люк с откидной крышкой — в верхние две комнаты. Меньшая из них — Сергея. И хотя скоро пять лет, как он уехал, в комнате все как было при нем.

Варвара, тщательно вытирая пыль на этажерке с книгами, услыхала, как скрипнули в соседней комнате половицы. Невольно замерло сердце. Показалось: сейчас войдет Сергей! Варвара повернулась. В дверях, придерживаясь за косяк, стоял Прохор.

— Зачем встал? Зачем оделся?

— Значит, надо.

— Куда собрался?

— На завод.

Прохор сделал несколько шагов к западне, но Варвара опередила его и, спустившись вниз, схватила с вешалки теплое полупальто, шапку и забросила их на полати. Прохор, прихрамывая, спустился. Варвара как ни в чем не бывало стояла возле окошечка. Прохор увидел, что вешалка пуста, и попытался сам найти спрятанные вещи. Потом подошел к Варваре и обнял ее.

— Варварушка! Только узнаю, как дела на заводе, и обратно.

— Забыл, что Асенька вчера наказала?

Прохор засмеялся.

— Ей, как врачу, положено всякими бедами пугать. Ну, Варюша?

Варвара не отвечала.

— Не дашь? Ладно! Я и так пойду.

И повернул свободной рукой ключ. Варвара схватила Прохора. Силой потянула от двери.

Куда Варваре против мужа? Разве удержишь? Но только Прохор освободился резким рывком, как сразу, крякнув, обмяк. И если бы не Варвара, еще сильнее прижавшая к себе Прохора, опустился бы прямо на пол, так снова резанула проклятая поясница.

А начала она болеть четыре дня назад. Прохор проснулся в середине ночи от сверлящей боли. Подумал: повернулся не так, сейчас пройдет. Но боль не утихала… Сквозняком, верно, прохватило или разгоряченный вышел из цеха на мороз — вот и свернуло.

Прохор лежал на спине, с открытыми глазами. Рядом спала Варвара. Разбудить ее? Но потом решил: авось, обойдется. Пусть спит. А боль не отпускала. Прохор кряхтел и порой чувствовал обиду: он мучается, а Варвара ничего не слышит, продолжая спокойно посапывать.

Ночь казалась бесконечной. Только под утро немного полегчало.

Прохор попытался лечь на бок. Сделал движение и, не выдержав, застонал.

— Прохор?! — встревоженно спросила Варвара. — Приснилось что?

— Спи. Спи. Ниче… — Но тут же опять застонал. Железные когти вцепились в ногу и рвали на куски.

Сегодня с утра дело как будто пошло на поправку. И Прохор решил непременно, хоть ненадолго, заглянуть на завод. История с забастовкой не на шутку встревожила Прохора. Он чувствовал, что вина в значительной мере лежит на нем. Можно ли после всего этого спокойно отсиживаться дома?

— Варюша! Хочешь быть настоящим другом? Проводи на завод!

— Не на завод, а в кровать тебя провожу!

Как раз в это время дверь раскрылась. И с улицы сперва вошел Никита Черноусов, а за ним какой-то незнакомый человек. Они остановились, удивленно глядя на застывших в тесных объятиях посреди комнаты Пылаевых.

Неловкое молчание нарушил Черноусов.

— Решили больного проведать. А больной-то ишь каким соколом!

Сконфуженный Прохор сел на табуретку. Варвара не выдержала и пожаловалась:

— Своевольничает. На завод собрался, раздетым. Ему в тепле лежать велено. Одна надсада с ним.

— Что же вы, товарищ Пылаев, установленный режим нарушаете? — улыбаясь, сказал незнакомый человек.

Только теперь Прохор и Варвара обратили на него внимание. Он улыбался тепло и дружески, как давний хороший знакомый, а глаза его ласково поблескивали.

— По праздникам ребята из литейного к дому Тимофея Ивановича Пестова ходили. Играли на гармони. Песни пели. Чего не делали, чтобы дочка его, Варвара, из оконца выглянула.

Варвара и Прохор удивленно переглянулись: откуда ему все известно? А тот, улыбаясь, продолжал:

— Только зря старались. Выбрала Варвара Тимофеевна не нашего брата-литейщика, а Прошу Пылаева из инструментального цеха.

Варвара, пытливо всматриваясь в незнакомое лицо, старалась угадать: кто же из ее давних ухажоров стоит перед ней?