Суровые дни - [45]

Валюженич посмотрел на равнодушное лицо Черноусова, привыкшего слушать пьяные излияния.

— Молчишь! Боишься сказать. Ну и черт с тобой!

Махнув рукой, Валюженич залпом, не закусывая, выпил фужер.

— Подполковник приносил присягу на верность самодержцу всея Руси, — продолжал он так же насмешливо и зло, — а пошел служить «товарищам», пообещав вести себя, как пай-мальчик… Жрал их паек и перебежал к Пепеляеву! Налей!

Черноусов снова наполнил фужер.

Валюженич бросил Чериоусову несколько скомканных ассигнаций.

— Без сдачи! Заработаны честным трудом! — Захохотав, поднял фужер: — За дворянскую честь!

Черноусов вернулся к стойке.

В гостиную вошли Елистратов и Стогов, оживленные и довольные, опутанные ленточками серпантина и с цветными кружочками конфетти в волосах. Стогов заметил Валюженича.

— Полковник! В одиночестве и мрачны? Пуркуа? Дела на фронте великолепные. Здесь — женщины, успех!

— Не приди я на выручку, Орест Филиппович погиб бы! — засмеялся Елистратов, обнимая Стогова. — Экзальтированные дамочки рвали героя на кусочки.

— Да, неудачи прошлого не повторяются. Сейчас не 18-й год, а 19-й. Четырнадцать государств объединились против Советов, — торжественно сказал Стогов. — А что может противопоставить этакой силище нищая совдепия?… Что?!

Губы Валюженича скривило подобие улыбки. Стогов убежденно ответил на вопрос сам:

— Вот! — и показал кукиш, но тут же ехидно хихикнул: — Пардон! Забыл: еще речи красного пророка Ленина!

— С речами против пушек и пулеметов не попрешь! — заметил Елистратов, отпивая холодное пенистое пиво, разлитое в бокалы молчаливым, как и положено вышколенному лакею, Черноусовым.

— Ленин!.. — Валюженич сказал это серьезно, без шутовских ужимок Стогова. — Я… Я знал в Петрограде офицера… Вместе с еще тремя заговорщиками он должен был стрелять в Ленина… На митинге, в цирке «Модерн».

— О-о! Бывал там. Любил французскую борьбу… Помните: Лурих, Жан де Колон, Поддубный? — перебил Валюженича Стогов.

— Что же случилось с вашим знакомым? — спросил Елистратов.

— Ленин прошел рядом, в двух шагах… А офицер не выстрелил!

— Струсил, подлец! — с ненавистью крикнул Стогов.

Валюженич так посмотрел на Стогова, что тому стало не по себе.

— Офицер не струсил. Его покорила железная логика речи Ленина…

— Ваш офицер хлюпик! — прохрипел, побагровев, Елистратов. — Будь я на его месте, никакая логика не спасла бы Ленина. Прозевать такой случай!.. — И, стукнув кулаком, опрокинул бутылку. Пивом залило скатерть.

Валюженич продолжал спокойно и бесстрастно:

— За время вынужденного пребывания в Красной Армии я изучил врагов… Большевики — особая порода людей. Эта война не похожа на те, что штудировались в академии.

— Ай-ай-ай, полковник! Кажется, перехватили?

— Думаете, господин Елистратов, я пьян?

— Значит, ваши нервишки того… развинтились. Вы сгущаете краски!

— Нисколько! — Валюженич с трудом сдерживал себя. — Господин Стогов помешал вывезти завод и стал героем дня. Я подарил его превосходительству генералу Пепеляеву двадцать четыре пушки. Но никто из нас не смог удержать рабочих, и они ушли с большевиками.

— Но не все, — возразил Елистратов. — Кстати, здесь присутствуют представители этой части сознательных рабочих. Я лично, по просьбе госпожи Пепеляевой, роздал им бесплатно билеты. Они веселятся вместе с нами.

Валюженич жадно допил водку.

— Мне действительно нездоровится…

Он встал, но, покачнувшись, чуть было не опустился обратно. Однако, удержавшись, пошел к дверям неестественно четкой походкой.

Елистратов постукивал ножиком по столу, то одним, то другим концом. Потом, словно заключая свои размышления, сказал:

— Офицер, о котором рассказывал Валюженич, это он сам! — Елистратов закурил папиросу. — Придется проверить: не действует ли на полковника «железная логика» Ленина? — Сделав две глубокие затяжки, ловко пустил колечки, следя, как, поднимаясь вверх, они постепенно тают. — Я разговаривал с господином Ольшвангом.

— Ольшванг здесь, на вечере? — заинтересовался Стогов.

— Он везде! — многозначительно ответил Елистратов. И, взглянув на Черноусова, старательно вытиравшего за стойкой бокалы, понизил голос: — Нужна постоянная информация, касающаяся английского командования.

— Понятно.

Елистратов расплатился за пиво.

— Орест Филиппович, пора вернуться к нашим очаровательным дамам, — сказал он Стогову, давая попять, что деловой разговор окончен.

За многие годы подпольной работы Черноусов привык к личине лакея, умеющего обхаживать клиентов с такой деликатностью, что они попросту переставали его замечать. Но теперь в гостиной никого нет. Можно быть самим собой, перестав почтительно улыбаться и подобострастно гнуть спину. Черноусов раздвинул портьеры. Стала видна часть зала.

Наблюдая за беспорядочной и шумной бальной суетой, Черноусов вспомнил, как здесь же еще недавно собирался городской Совет. Депутаты приходили в белоколонный зал прямо с работы, в скромных, подчас бедных, одеждах трудового люда. Властью, данной народом, они решали вопросы, связанные с жизнью родного города. А вопросов что ни день — больше и больше! Необходимо обеспечить население продовольствием, пресечь спекуляцию и мешочничество, усилить борьбу с жульничеством и хищениями, добиться, чтобы в школах и больницах было тепло и светло, позаботиться о детях и сиротах, потерявших отцов и матерей в нынешнее тяжелое время. Для этого в реквизированных зданиях организовывали ясли и детские дома, а в барские квартиры переселяли семьи, ютившиеся ранее в подвалах.