Суровые дни - [2]

…Ася!

Тоненькая, с длинными черными косами и удивленно раскрытыми большими глазами. Ростислав Леонидович ласково звал Асю Цыганочкой. Когда Сергей уезжал в Петербург поступать в технологический институт, Ася еще училась в гимназии.

Было воскресенье. Сергей зашел к Таганцевым проститься. У них вечером собирались гости, и Варвара Лаврентьевна послала Асю в город купить шоколадных конфет.

Сергей пошел с Асей.

Из поселка в город ездили поездом.

Спускаясь к станции, они услыхали паровозный гудок. Чтобы не опоздать, побежали, весело перескакивая через весенние лужи, и успели заскочить в последний вагон.

Народу в праздничный день ехало много. Полно было и на площадке. Стояли, тесно прижавшись друг к другу. Первым вскочив на высокие ступени, Сергей сильным рывком втащил Асю в вагон. Ее рука так и осталась в его руке.

Сергей был не очень разговорчив. А тут, когда его лица касалось легкое Асино дыхание, а пальцы ощущали теплоту ее ладони, он и совсем стал молчалив, хотя именно сегодня, перед отъездом, Сергею хотелось говорить необыкновенные слова.

В городе, прежде чем отправиться в кондитерскую француза Нажэ, они пошли посмотреть на ледоход От вокзала улица поднималась к бульварчику, с которого летом жители города любовались речными просторами. На бульварчике оставалось еще много нестаявших сугробов. А внизу, на реке, почерневшие льдины, яростно сталкиваясь, налезали одна на другую. И солнце слепило глаза, и в лицо бил шальной апрельский ветер.

Ася! Какая она теперь? Ведь прошло более пяти лет с того дня…

Каждый поворот колес приближал его к долгожданной встрече… Но ждет ли она так же жадно и нетерпеливо, как он? Тревожно забилось сердце, когда он услыхал в ЦК, что его посылают в Пермь, чтобы оттуда пробраться через линию фронта в Екатеринбург. Стыдно признаться: тогда он сперва подумал не о встрече с родителями, а о ней — Асе!

У калитки особняка, любезно предоставленного правителю местным богачом, чернел, словно большой жук, автомобиль. Офицер-шофер стучал замерзшими ногами и ругал полковника Волкова, приказавшего так рано приехать сюда. Но выйти из машины согреться офицер не решался. С минуты на минуту в калитке мог показаться адмирал Колчак.

Столь же нетерпеливо ожидал адмирала еще один человек — Альберт Ричардович Ольшванг.

Он ходил по гостиной, дымя сигарой, бесцеремонно стряхивая пепел на дорогой текинский ковер и не замечая хрустальных пепельниц на столике из карельской березы и на рояле.

Всякий раз, как трюмо отражало его сухопарую фигуру, Ольшванг останавливался, будто впервые видел лицо, заканчивающееся квадратным подбородком, черные стрелки усов, казавшиеся приклеенными к пергаментной коже, и выбритую голову.

Ольшванг ждал уже около часа.

Верховный правитель спал!

Вернувшись в Омск вчера вечером из инспекционной поездки, Колчак еще на вокзале получил от американского генерального консула Гарриса текст речи президента Соединенных Штатов Америки, переданный датским международным телеграфом, проходившим через Сибирь и Урал.

Как и все, что говорил Вудро Вильсон, эта речь больше походила на воскресную проповедь пресвитерианского священника, чем на выступление государственного деятеля.

Колчак красным карандашом дважды подчеркнул в речи президента фразу: «Союзные державы не имеют более намерения придерживаться пассивной тактики по отношению к большевизму; в нем они видят единственного врага, против которого следует ополчиться». В этом открытом вызове Советам Колчак увидел приказ: наступай! Тем более, что из-за океана шло все новое и новое вооружение.

Колчак срочно созвал совет министров и решительно заявил: приспело время активизировать боевые операции против красных! Ждать нельзя!

Когда экстренное совещание закончилось и министры разъехались, Колчак вместе с начальником штаба генералом Лебедевым долго изучал на карте театр будущих военных действий. Целью наступления был захват Волги и выход на юг. Правда, существовал еще вариант генерала Пуля: двигаться через Пермь — Вятку на Котлас, куда одновременно должны наступать войска Архангельского правительства. Однако Колчаку не терпелось объединить под своим началом все военные силы белых. А как раз на юге собрались наиболее известные генералы, командовавшие в недавней войне против Германии армиями и фронтами.

Уезжая ночью домой, Колчак приказал генералу Лебедеву разработать план наступления Сибирской армии на юг.

Да, на юг!

После горячей ванны особенно приятна прохлада накрахмаленных наволочек и простынь… Колчак закрыл глаза. Погружаясь в дрему, видел знакомую штабную карту. Черные кружки больших и малых городов. Толстые и тоненькие нити дорог. Густая паутина рек. Голубые пятна озер и морей. Знакомые очертания Черного моря… Крымский полуостров… Севастополь!

Севастополь… Вернуться в этот город. Вернуться не командующим Черноморским флотом, как тогда, а верховным правителем России. Ее спасителем. Ее надеждой.

Это будет реванш. За незабываемые минуты страха и стыда, пережитые там, лицом к лицу с бунтующей матросней. За бегство, за горечь унижения на службе в Англии и Америке на незаметных должностях, где его держали из милости.