Суровая путина - [81]

— Винторезов бы парочку, ну, да ладно. У пихры винтовок много.

Панфил многозначительно кивнул в сторону красильниковского дома.

— Там — гости…

— Кто такие?

— Одного знаю, а другой — не из наших. Ох, и хитрый этот Матвей. Так, по обличию — прасол, а дела затевает — не поймешь. Вот и тебе денег — ссудил.

Друзья вошли в горницу. За столом сидели Красильников и двое приезжих. Высокая лампа на фарфоровом пьедестале освещала просторную горницу. Матвей Харитонович угощал гостей кофе с медовой халвой и каймаком, как всегда, что-то рассказывал.

— А-а, донские развеселые! — приветливо встретил он Аниську и Панфила. — Заходите, садитесь… Аннушка! — позвал он жену. — Поднеси еще каймачку.

Аниська присел к столу, бросая испытующие взгляды на гостей. Один из них, одетый в старую казачью гимнастерку, упорно отворачивал от света свое остроскулое угрюмое лицо.

Другой гость, горбясь, помешивал в стакане ложечкой. Он был лыс, сутул, одутловат. Маленькие голубые глаза смотрели устало, задумчиво. Одет он был в засаленную ластиковую блузу мастерового, из бокового кармана торчали металлические хвостики очков. Пальцы его были длинные и крючковатые, с выпачканными в черный лак ногтями.

— Хлопцы, обзнакомляйтесь. Это наши головорезы — крутни. Это мой компаньон Карнаухов, Анисим Егорыч, — отрекомендовал Красильников Аниську.

Тот протянул сухоскулому руку и тут же опустил ее, словно подрубленную. Гость смотрел на него знакомым улыбчивым взглядом.

— Пашка! Чекусов! — изумленно вскрикнул Аниська.

Панфил хихикнул, стукнул костылем.

— Глянь-ка, старые знакомые объявились!

Аниська тряс Чекусову руку. Тот угрюмо усмехался, отчего смуглая, в огневом румянце, кожа, туго обтягивавшая скулы, собиралась в густые морщины.

— Узнал-таки, — прохрипел Чекусов и оскалился, обнажив широкую щель на месте когда-то выбитых в драке зубов.

— Как не узнать! Помнишь, как сражались мы на Чулеке за шараповское счастье? Здорово мы вам, казакам, намяли тогда бока.

— Кто — кому? Припомни лучше. — Чекусов ущипнул рыжевато-сивый закрученный в стрелку ус. — После того много воды утекло.

Аниська с любопытством разглядывал Чекусова. В памяти его проносились затуманенные временем обрывки воспоминаний: пасмурный хмурый день, закостеневшее тело отца на столе в рыбачьей хате, унылый шум дождя за окном, жаркий бой с Емелькиной ватагой на берегу моря. Тогда казак Павел Чекусов с особенным ожесточением дрался с иногородними.

Аниська уже знал об участии Чекусова в бабьем бунте, но это не рассеивало до конца горьких воспоминаний и давнишней неприязни к казаку.

— Каким ветром принесло тебя сюда? — насмешливо спросил он.

— Таким же, что и тебя, — суховато ответил Чекусов.

Аниська подмигнул:

— Я знаю, что ты за орел теперь. Войско донское позоришь, да?

— Помалкивай, — нахмурился казак.

— Ладно, что было, то сплыло. Где теперь скитаешься? — спросил Аниська.

— Вот с Иваном Игнатьевичем, — Чекусов кивнул на товарища, — работаю в ростовских железнодорожных мастерских. Ты теперь меня Чекусовым не зови, — предостерег Аниську казак. — У меня теперь фамилия — Селезнев, понял?

Обернувшись к Красильникову, продолжал деловито:

— Так вот, хозяин, мы приехали к тебе по делу. Кстати и компаньон твой тут. А дело у нас такое: ты рыбку сейчас сдаешь прасолам и здорово барышуешь. А мы хотим, чтобы ты продал нам рыбку по сходной цене.

— На каких условиях? — спросил вспотевший от кофе Красильников.

Аниська насторожился.

— Об условиях мы долго с тобой говорить не намерены, — вызывающе подчеркнул Чекусов. — Это я посоветовал рабочему комитету обратиться к тебе. Слыхал я, что ты дешевле можешь рыбу продать. Вот и приехали к тебе.

— Почем же ты хочешь взять рыбу? И сколько вам надо? — осведомился Матвей Харитонович.

— Этак пудиков двести, для начала, — неуверенно ответил Иван Игнатьевич и осторожно поставил на стоя порожнее блюдечко.

— Чтоб долго не разговаривать, вот такая цена будет… — сказал Красильщиков и назвал цену.

Аниська удивленно взглянул на Матвея Харитоновича: цена была очень низкая, необычная.

Красильников кивнул на Аниську и Панфила.

— Главное от них будет все зависеть. Рыбу не я буду ловить, а они… Ежели они согласны, то можно и по рукам.

Аниська вскочил, протянул Чекусову руку.

— Держи, Пашка, руку. Я согласен на меньшую цену. Ведь это рабочим, я так понимаю.

— Да, рыба пойдет семьям рабочих, — кивнул Иван Игнатьевич. — И вы должны сами доставлять ее в город.

— Доставим, товарищ, в этом и сомнения никакого не может быть, — радостно вскрикнул Аниська, сияя глазами.

— Вот и лады. Договорились, стало быть, — сказал Красильников.

16

Ночью к Аниське явились Пантелей Кобец и Сазон Голубов с целой ватагой. Аниська и Панфил, ночевавшие у Красильникова, приняли от крутиев оружие: пять дробовых ружей и две пулевых полузаржавленных берданки. Но после разговора с Чекусовым и Иваном Игнатьевичем он не знал, что делать с этим оружием. Вчерашние замыслы теперь казались слишком самонадеянными и по-ребячьи необдуманными. Против кого он вздумал бороться с такими ничтожными средствами? Опять против рыболовной охраны? Не об этом говорили городские гости.