Суровая путина - [80]
Аниська о недоумением смотрел на него.
— Кто тебе такое говорил? Что мое, то моим и останется. И никому своего не отдам.
— Вот видишь. Только как же насчет покупки? — Красильников опять затрясся от смеха. — Чудак ты, парень. Ты скажи сразу да, а либо нет. А кто у кого в долгу останется — видно будет.
Аниська все еще недоверчиво косился на старика, потом решительно взмахнул рукой.
— Чорт с тобой, Матвей Харитонович! Давай деньги, потом рассчитаемся.
Закончив дело с выкупом, Аниська и Красильников отчаливали от кордона на «Смелом». Вместе с дубом была куплена и новая, принадлежащая Емельке Шарапову, волокуша. Аниська в важной позе лежал на ней, пушистой и пахучей сваленной на корме.
Лицо его было обвязано платком. Аниська не хотел быть узнанным охраной. Пахнувший молодым чаканом ветер дышал с моря. В нежарком воздухе, блестя крыльями, резвились крикливые бакланы. Куцые цапли стояли на отмелях на высоких тонких ногах, выслеживая в воде мелкую рыбу.
Быстрый, на две пары весел, каюк пересек «Смелому» невидную тропу. Аниська всмотрелся в сидевших в каюке людей и узнал Емельку. По всегдашней своей привычке Шарапов стоил на корме, широко расставив ноги, и зычным голосом подгонял гребцов.
Емелька спешил. Узнав издали черную, поблескивающую на солнце окраску «Смелого», он замахал руками, требуя остановиться.
— Матвей Харитонович, придержи дубок, пожалуйста, — попросил Аниська стоящего у руля Красильникова.
— Это зачем? — не сразу поняв желание Аниськи, спросил старик.
— Возьми правее, говорю. Уважь.
Красильников, тихо посмеиваясь, следил за настойчивыми сигналами Емельки.
— Подразним его, никак? — спросил он, — Только гляди, чтобы не сцапали тебя пихрецы.
Красильников повернул ручку руля. Дуб изменил курс, замедлил ход. К нему мигом пришвартовался Емелькин каюк. С кошачьим проворством Емелька перелез в дуб.
На насмешливое приветствие Аниськи он не ответил, перескочив через ряд сидений, подошел к Красильникову.
Видимо, решил он говорить с настоящим хозяином, который один, по его убеждению, мог перехватить ценную покупку.
— Хе… Чего так поспешаешь, Матвей Харитонович? — спросил он. — Чужое добро купил, так стыдно хозяину в глаза смотреть?
— Отчего — стыдно? — ухмыльнувшись, пожал плечами Красильников и кивнул на Аниську. — Он покупал — не я. Пусть ему и будет стыдно.
Емелька, как бы не заметив издевательского кивка, продолжал:
— Нахрапом хочешь дубок взять, Матвей Харитонович. Хе… Быть может, поладим миром? — Он понизил голос. — Кажи, сколько хочешь отступного?
Аниська, все время стоявший в сторонке, подошел к Емельке.
— Со мной говори об отступном, Емельян Константинович. Я выкупил у казаков свой дуб.
Аниська с ударением выговорил слово «свой». Бледность покрыла Емелькины щеки.
— А-а… Так это ты покупатель!.. Хе… Тогда другое дело, — тихо проговорил Емелька.
— Свое вернул, Емельян Константинович, кровное, — повторил Аниська насмешливо-спокойно.
Емелька чуть заметно мигнул, и двое дюжих молодцов из его ватаги предусмотрительно встали за его спиной.
Аниська взялся за веревку кливера, поправил на лице повязку. Пихрецы, стоявшие на берегу, следили за тем, что происходило на дубе.
Все еще не теряя надежды на победу, Емелька снова обернулся к Красильникову. Чутье барышника подсказывало ему, что Аниська не за свои деньги купил дуб.
— Хе… Матюша… — вкрадчиво предложил он, — возьми четыреста. Плачу наличными.
И опять, сдерживая смех, Красильников кивнул на Аниську:
— Сказано: ему плати. Чего пристал?
— Восемьсот давай, Емельян Константиныч. Так и быть уступлю, — издеваясь вставил Аниська.
Не промолвив больше ни слова, Емелька спрыгнул в каюк. За ним молча последовали его телохранители. Оттолкнувшись веслом от дуба, он прохрипел со сдержанной яростью:
— Ладно, Карнаух! Я еще с тобой поквитаюсь!
— Это верно, Шарап, с тобой мы еще не в полном расчете! — крикнул Аниська и повернул кливер под упругую струю ветра.
«Смелый» легко побежал по волнам, оставив Емелькин каюк далеко за собой. Один из пихрецов по сигналу Емельки, а может быть, просто из озорства, выстрелил вслед, и шальная пуля визгливо пропела над головой Аниськи, продырявила парус.
«Смелый», словно чайка, расправившая крылья, летел все быстрее. Вместе с ним., казалось, летело в солнечную даль Аниськино ликующее сердце.
Над хутором Рогожкино густели тихие майские сумерки.
В тяжелом, рясном цвету стояли акации. Их белые лепестки осыпались на мутную воду метелью нетающих снежинок. Где-то далеко, в займище, словно из-под земли, гудела выпь.
Воровато озираясь, нащупывая возвышенные, начавшие подсыхать места (разлив Дона уже опадал), Аниська пробирался ко двору Красильниковых. Возле калитки встретился с Панфилом.
— А я с радостью, — не удержался Аниська, — Дубок-то я перехватил у Емельки.
— Я уже знаю.
— Ну, как рыбаки?
— Сазон Павлыч, когда узнал, что ты собираешь ватагу, аж затанцевал. Орет во всю глотку, радуется. Пантелей тоже… Завтра все тут будут. Со своим дубом. У них ведь тоже дубок есть.
— Хорошо. А оружие как?
Панфил почесал в затылке.
— Насчет этого плоховато. Пять дробовиков достали да берданку.
Аниська вздохнул:
К ЧИТАТЕЛЯММенее следуя приятной традиции делиться воспоминаниями о детстве и юности, писал я этот очерк. Волновало желание рассказать не столько о себе, сколько о былом одного из глухих уголков приазовской степи, о ее навсегда канувших в прошлое суровом быте и нравах, о жестокости и дикости одной части ее обитателей и бесправии и забитости другой.Многое в этом очерке предстает преломленным через детское сознание, но главный герой воспоминаний все же не я, а отец, один из многих рабов былой степи. Это они, безвестные умельцы и мастера, умножали своими мозолистыми, умными руками ее щедрые дары и мало пользовались ими.Небесполезно будет современникам — хозяевам и строителям новой жизни — узнать, чем была более полувека назад наша степь, какие люди жили в ней и прошли по ее дорогам, какие мечты о счастье лелеяли…Буду доволен, если после прочтения невыдуманных степных былей еще величественнее предстанет настоящее — новые люди и дела их, свершаемые на тех полях, где когда-то зрели печаль и гнев угнетенных.Автор.
Роман является итогом многолетних раздумий писателя о судьбах молодого поколения, его жизненных исканиях, о проблемах семейного и трудового воспитания, о нравственности и гражданском долге.В центре романа — четверо друзей, молодых инженеров-строителей, стоящих на пороге самостоятельной жизни после окончания института. Автор показывает, что подлинная зрелость приходит не с получением диплома, а в непосредственном познании жизни, в практике трудовых будней.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В повести Г. Ф. Шолохов-Синявский описывает те дни, когда на Дону вспыхнули зарницы революции. Февраль 1917 г. Задавленные нуждой, бесправные батраки, обнищавшие казаки имеете с рабочим классом поднимаются на борьбу за правду, за новую светлую жизнь. Автор показывает нарастание революционного порыва среди рабочих, железнодорожников, всю сложность борьбы в хуторах и станицах, расслоение казачества, сословную рознь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть Георгия Шолохова-Синявского «Казачья бурса» представляет собой вторую часть автобиографической трилогии.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В повестях калининского прозаика Юрия Козлова с художественной достоверностью прослеживается судьба героев с их детства до времени суровых испытаний в годы Великой Отечественной войны, когда они, еще не переступив порога юности, добиваются призыва в армию и достойно заменяют погибших на полях сражений отцов и старших братьев. Завершает книгу повесть «Из эвенкийской тетради», герои которой — все те же недавние молодые защитники Родины — приезжают с геологической экспедицией осваивать природные богатства сибирской тайги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.