Суровая путина - [100]
— Полякины нонче выбрались на степные хутора. Дома остались только, работники. Прасола обгрузились скарбом и уехали. Подвод, мабуть, десять… А война была нонче совсем близко. Как затарахтит вот тут, за хутором! И начали юнкера из хутора бежать в степь…
Федора передохнула.
— Ну, ну… — торопил ее Аниська.
— А у Полякиных штаб и белогвардейцев уймища. Там и батюшкин сын. Нонче видала — по хутору на коне скакал, как оглашенный… А батюшка сказал вчера в церкви, что большевики от дьявола и всех православных христиан будут резать… Правда этому чи нет, Анисенька? — допытывалась Федора.
— Выдумки, маманя! Большевики только супротив богатых. Нам, бедным рыбалкам, от них худа не будет, наоборот — они за нас воюют.
Посидев еще немного и порасспросив кое о чем, Аниська стал собираться в путь.
Федора в последний раз обняла сына, сунула ему в руку небольшой узелок. Потом проводила до ворот и там, чуть придержав за руку, неожиданно спросила:
— Слыхала я — с Липой Аристарховой живешь.
— Живу, маманя. Жена она мне.
— Не венчавшись, живешь? — не то спросила, не то упрекнула Федора.
— Некогда венчаться, маманя. Да и нету зараз такого попа, чтобы с краденой казачкой обкрутил… Ну, прощай!
Аниська поцеловал мать, скрылся за калиткой. Через полчаса он был далеко в займище.
Тихий тусклый день 5 февраля 1918 года был по-весеннему влажен и тепел. Над займищем плыли налитые свинцовой синью облака. Орудийные удары, с самого утра сотрясавшие степь, напоминали о майском громе.
К вечеру канонада усилилась. Бухающие удары трехдюймовок раздавались на конце хутора, у гребня балки. На пасмурном фоне неба вспыхивали белыми облачками высокие разрывы шрапнелей. Над безмолвными хатами, вспарывая с режущим свистом воздух, летели снаряды.
Накрапывал дождь. Синело, набухало предсумеречной мглой притаившееся за хутором займище.
На улицах — ни души. Даже собаки попрятались неведомо куда. Ставни окон закрыты наглухо. На многих дверях — замки.
С воем пронесся снаряд, и в то же мгновенье тишину улицы потряс оглушительный взрыв.
Грязной дымовой завесой окутался угол крайней хаты. Запахло пороховой гарью.
В полминуты улегся дым и хата осталась зиять развороченным углом, в котором были теперь видны закоптелая, исцарапанная осколками печь, вздыбленная кровать с изорванными тлеющими подушками, разбитая на мелкие черепки посуда.
На расщепленном полу валялись раздавленные иконы: снаряд угодил в «святой» угол.
По улице проскакал конный белогвардейский отряд. Тощий, забрызганный грязью юнкер, поминутно оглядываясь, показывал нагайкой куда-то вперед, крича по-бабьи визгливым голосом:
— К штабу, к штабу, чорт вас побери!
Во двор Осипа Васильевича. Полякина ежеминутно врывались забрызганные грязью всадники. Оставив у крыльца взмыленных лошадей, забегали на короткое время в дом, выскакивали оттуда и снова мчались со двора.
Прасольский дом был неузнаваем: перила крыльца обломлены, на лесенке, выставив тупое дуло, стоял пулемет. На крыльце — толстый слой грязи, патронные ящики, кучи соломы, седла; в комнатах — тучи папиросного дыма, штабная сутолока…
На веранде, где летом обедала прасольская семья, а Осип Васильевич любил договариваться с крутиями, толпились офицеры, дудел полевой телефон, панически кричал в трубку телефонист.
Помахивая плеткой, влетел во двор на храпящем жеребце есаул Миронов. У крыльца спешился, торопливо вбежал на крыльцо. Звеня шпорами, растолкал плечом столпившихся на веранде юнкеров, вошел в кабинет командира западной группы полковника Вельяминова.
Вельяминов, сухой седеющий человек, уже натягивал на себя сизую помятую шинель и, не попадая в рукав, торопливо диктовал дежурному офицеру последние приказания.
Тот кричал что-то в трубку, потом бросил ее на стол:
— Все! Кончено! Вероятно, оборвали связь.
Вельяминов взглянул на Миронова мутными, усталыми глазами.
— Вы откуда, есаул?
— От третьего батальона, господин полковник, — бойко начал Миронов. — Мои молодцы заняли железнодорожную будку…
Полковник устало махнул рукой:
— Какая там будка! Что вы, голубчик! Отступайте… Уводите людей.
Полковник еще раз махнул рукой, быстро вышел из комнаты.
Миронов кинулся на веранду, но полковника уже и след простыл. От крыльца отъезжала последняя двуколка. За Мертвым Донцом разорвалась шрапнель; металлический град осколков загремел по звонкой крыше прасольского дома.
Миронов сбежал с крыльца и во дворе столкнулся с Автономовым.
— Просвирня! Да неужто это вы?! — удивленно крикнул есаул.
Лицо Автономова было бледным, губы дрожали.
— Это вы… вы? — испуганно залепетал он.
— А как по-вашему?.. Вы куда?
— Право, не знаю… Мои казаки разбежались, а сам я…
В это время во двор влетел верховой; не слезая с коня, подал Миронову пакет. Миронов, не читая, засунул его за обшлаг шинели.
— Ладно, скачите. Я еду сам! — сказал он безусому пухлощекому юнкеру и, обернувшись, крикнул Автономову: — Слушайте, просвирня, я вижу, вы не знаете, что вам делать!
Автономов с ужасом оглядывался по сторонам.
— Где ваша лошадь? — спросил есаул.
— Лошадь я оставил тут. Ее, очевидно, увели…
— Эх, вы! — Миронов матерно выругался, перекинул через седло полную, в грязном сапоге ногу. — Бегите же на улицу, чорт вас возьми! Там едет батарея. С нею и поезжайте! — Миронов ударил жеребца шпорами. — Прощайте! Я — через свои заповедные воды. Где-нибудь встретимся…
К ЧИТАТЕЛЯММенее следуя приятной традиции делиться воспоминаниями о детстве и юности, писал я этот очерк. Волновало желание рассказать не столько о себе, сколько о былом одного из глухих уголков приазовской степи, о ее навсегда канувших в прошлое суровом быте и нравах, о жестокости и дикости одной части ее обитателей и бесправии и забитости другой.Многое в этом очерке предстает преломленным через детское сознание, но главный герой воспоминаний все же не я, а отец, один из многих рабов былой степи. Это они, безвестные умельцы и мастера, умножали своими мозолистыми, умными руками ее щедрые дары и мало пользовались ими.Небесполезно будет современникам — хозяевам и строителям новой жизни — узнать, чем была более полувека назад наша степь, какие люди жили в ней и прошли по ее дорогам, какие мечты о счастье лелеяли…Буду доволен, если после прочтения невыдуманных степных былей еще величественнее предстанет настоящее — новые люди и дела их, свершаемые на тех полях, где когда-то зрели печаль и гнев угнетенных.Автор.
Роман является итогом многолетних раздумий писателя о судьбах молодого поколения, его жизненных исканиях, о проблемах семейного и трудового воспитания, о нравственности и гражданском долге.В центре романа — четверо друзей, молодых инженеров-строителей, стоящих на пороге самостоятельной жизни после окончания института. Автор показывает, что подлинная зрелость приходит не с получением диплома, а в непосредственном познании жизни, в практике трудовых будней.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В повести Г. Ф. Шолохов-Синявский описывает те дни, когда на Дону вспыхнули зарницы революции. Февраль 1917 г. Задавленные нуждой, бесправные батраки, обнищавшие казаки имеете с рабочим классом поднимаются на борьбу за правду, за новую светлую жизнь. Автор показывает нарастание революционного порыва среди рабочих, железнодорожников, всю сложность борьбы в хуторах и станицах, расслоение казачества, сословную рознь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть Георгия Шолохова-Синявского «Казачья бурса» представляет собой вторую часть автобиографической трилогии.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.