Суперпрочность - [36]

Будильник напомнил о наступлении полуночи. «Надо заставить себя поспать, а то снова встречу пение птиц и весь день буду варёная», — подумала Бель и отправилась к аптечке, но по дороге передумала, села за стол и стала разглядывать новые пальчики. Ноготки были такие гладкие, как будто накладные. «Как же отвратительно на самом деле выглядит всё идеальное! Раньше мне казалось, что суставы на пальцах слишком широкие, что ногти неодинаковые и бугристые, что вены некрасиво выпирают. Сколько бы я отдала теперь за то, чтобы вернуть эту «некрасоту»! Надеюсь, хоть материал негорючий, а то будешь яичницу жарить, и палец невзначай расплавится». Она аккуратно поднесла мизинец к горящей в подсвечнике свече. Ничего не почувствовала. Поднесла другой, подержала подольше — тоже ничего. Внимательно рассмотрела горячие пальчики: ни волдырей, ни покраснения, только немного копоти, которая легко стиралась. «Негорючая кукла, — подумала Бель. — После превращения пойду в пожарные!»

27 мая, день

Утром Изабелла привычно оценила размеры стихийного бедствия под названием «окукливание». Без изменений: пальцы рук и ноги из «чужого» материала. Интересно, когда она станет кукольной больше чем наполовину, то «чужим» материалом должно будет считаться тогда её собственное тело?

Не терпелось узнать, удалось ли что-то понять профессору, но звонить ему было неудобно: наверняка старик не спал ночью. Он позвонил ей сам, сетовал, что вчера они забыли условиться о следующей встрече.

— Я понимаю, что отнимаю своим любопытством слишком много вашего драгоценного времени, поэтому предлагаю изменить место и порядок встреч. Если погода позволяет, я могу подвозить вас с работы домой, и, пока вы гуляете с питомцем, мы будем общаться. Как вам такое предложение? — сказал профессор.

— Давайте попробуем! — согласилась Бель, которой приелись чизкейки. Даже «Счастье» может надоесть, если оно чужое.

* * *

Через несколько часов после начала рабочего дня с очередного перекура коллеги вернулись с печатью озабоченности на лице. В офисе, представляющем собой один огромный зал, разделённый невысокими перегородками, воздух наэлектризовался тревожностью. Отовсюду раздавались обрывки фраз: «уволены», «прогул», «слили ребят». В чате отдела, куда были включены только сотрудники, появилась информация: «На тех, кто «погулял» по городу в прошлые выходные и теперь «отбывает административку», составили бумаги о прогулах. Увольнять будут». В ответ посыпались нецензурные эпитеты и гневные эмодзи с оценкой решения руководства. Перед обедом начальница собрала всех у своего стола.

— У меня официальное объявление. Короткое и неприятное. Все вы знаете сотрудников, которые попали под административный арест по итогам несанкционированных «прогулок» в выходные дни. Так вот. Они вели несколько важных проектов, которые нужно было сдать в срок. Так как они не только не явились на работу, но и не были доступны по телефону, чтобы передать свои наработки другим, в срок, естественно, не уложились. По договорам будет неустойка. Значит, мы все останемся без премии до тех пор, пока эти штрафы не перекроем.

Сотрудники зашумели: «Много там?», «Сколько без премии сидеть?», «Несправедливо!», «Мы тут при чём?» Руководительница сообщила, что точной суммы не знает, но их предупредили, что без премии сидеть всем квартал, не меньше.

Обедать сотрудники толпой пошли в столовую соседнего торгового центра, чтобы накричаться, избегая ненужных глаз и ушей. Праведному гневу не было предела: потеря премии была существенным ударом для многих. Ребята ругали алчное руководство, а про увольняемых никто и не вспомнил. Изабель же думала только о них. Она сама вполне могла оказаться на месте этих ребят, если бы не ушлая подруга Катька.

— Может быть, мы попросим, чтобы ребят не увольняли? — робко предложила она, когда в потоке эмоциональных эпитетов возникла небольшая пауза. Коллеги посмотрели на неё, как на инопланетного гуманоида, незнакомого с земными правилами выживания.

— Ты в уме, Белла? Хочешь следом за ними, на выход? Они сами виноваты, никто их на митинг не тащил! — рявкнул на неё толстощёкий корректор. — Это, вам, дизайнерам, всё равно — зарплата и так большая. А у нас без премии — копейки! И почему за этих козлов я должен отдуваться?

— Гуляло полно народу, десятки тысяч человек, пацанам просто не повезло, что именно их взяли. Хватали кого ни попадя, — объясняла Бель, надеясь развернуть ребят от мыслей о «длинном рубле» к справедливости.

— А ты откуда знаешь? Небось, тоже там была? Тогда иди сразу заявление пиши и клади на стол руководству! — поддел её корректор.

Те, кто выходил на акцию в выходные и не попался, помалкивали «в тряпочку» и кивали головами, соглашаясь с возмущением невинно пострадавших. Что-то во всём этом казалось Изабель неправильным, нечестным, и если уж она опять осталась в полном одиночестве, то и тут бумажка «разбирайся сама» вполне подходит. Она знала самого крупного клиента, для которого один из сидельцев делал проект, даже немного поучаствовала в разработке. Только по этому контракту могла быть такая большая неустойка, за которую всем сидеть без премии целый квартал. Если бы ей сразу сказали, что нужно подхватить, поработала бы за них ночами — не в первый раз. Уложились бы в срок. Странно всё это… Бель отнесла поднос с грязной посудой на стойку, оставила растревоженных подсчётом убытков коллег, вышла на улицу и набрала номер клиента.