Суперагент Сталина. Тринадцать жизней разведчика-нелегала - [205]

Посол Шитов не возражал и чему-то улыбался. «Этот Иосиф не человек, а дьявол! И переубеждать, спорить с ним — бесполезно! Несомненно, он — сильный человек, хорошо знающий себе цену», — с задумчивой улыбкой размышлял Александр Иванович.

То, что он молчал и улыбался, раздражало Григулевича. Какая-то незавершенность разговора все время оставалась.

Чувствуя, как Иосиф смотрит на него, Шитов примирительно сказал:

— Все равно уже ничего не изменить.

— Изменить можно многое, но это будет зависеть от того, как быстро мы сможем понять необходимость этих изменений.

— В этом я согласен с тобой… Но не получится ли так, что эти изменения натворят еще больше беды?

— Этого не произойдет, если их будут проводить талантливые, порядочные и свободные люди.

Шитов кивнул:

— И с этим я, пожалуй, соглашусь с тобой.

«Собственно говоря, — подумал Григулевич, — это то, что нужно было мне, чего я и добивался от тебя». И слегка уставшим голосом, разливая коньяк в рюмки, сказал:

— Я вообще люблю свободных людей, открыто выражающих свое мнение и преданных главному делу. Им нечего терять и делить. Таких людей, к сожалению, мало на Земле, и потому они очень ценны.

— А мы с тобой уже ничего не стоим, — без малейшего сожаления произнес Александр Иванович.

— Не знаю, не знаю, — развел руками Григулевич. — Для разведки я по-прежнему, наверно, очень много стою, неизмеримо больше, чем для науки. Но для себя самого я стою ровно столько же, сколько год и десять лет назад. И для Лауры моя цена, надо полагать, тоже ни чуточки не изменилась. Это, между прочим, придает мне дополнительные силы, несмотря на то что всё подвластно времени. Весь вопрос в том, насколько сознаем мы его повеления. Но когда такому человеку, как Александр Иванович, за шестьдесят, то, конечно, ему пора отказываться от честолюбивых намерений изменить мир.

Повергнув собеседника в смятение, Григулевич загадочно улыбнулся и замолчал.

— А вот тут я с тобой не согласен! — воскликнул Шитов. — Да, мне сейчас за шестьдесят, но я же вот получил опять должность посла в Малагасийскую Республику и отправляюсь туда как раз изменять мир к лучшему.

— Вот за это мы и выпьем с тобой! За удачную твою миссию! За то, чтобы и там тебя услышали и правильно поняли!

— А я хочу пожелать, чтобы ты был всегда в фаворе у дирекции своего института и президента Академии наук СССР!

С неподдельным блаженством Григулевич выпил коньяк до дна и, закусив куском осетрины, проговорил:

— До звания академика мы тоже скоро доберемся. Дайте только срок… Сейчас идет, как вам известно, повальное увлечение наукой. Это, конечно, хорошо. Перед выходом на работу я часто рассматриваю себя в зеркале и думаю: кто же я на самом деле? Разведчик или ученый? Писатель или, как пишут обо мне в газетах, редактор-публицист?..

— Тебя, Иосиф, пресса воспринимает как серьезного литератора, как редактора и как талантливого ученого. Ты сделал себе имя и в науке, и в литературе, и в журналистике. Твой творческий потенциал неиссякаем, а главное — ты умеешь правильно распорядиться им. Но, к сожалению, многие не знают и представить себе не могут, что Григулевич был блистательным разведчиком-нелегалом, заслужившим за результативную работу за границей два высоких ордена. И, я считаю, прав был Лев Иванович Воробьев, когда поднимал вопрос перед руководством ПГУ о присвоении тебе звания Героя Советского Союза…

— Может быть, это и так… Скажу тебе откровенно, мне не стыдно за свою жизнь ни перед самим собой, ни перед страной, ни перед советским народом. А в отношении наград могу сказать тебе следующее: в разведке наградами хвастать было не принято. Но для меня, теперь уже старика, они как знамя. В них мой труд, смелость и риск, пот и кровь моя. Но не ради них я служил тогда в разведке…

Они проговорили целый вечер, до самой полуночи. Когда Шитов начал собираться уходить, Иосиф Ромуальдович предложил ему остаться до утра, но тот отказался:

— Не беспокойся обо мне, Иосиф, сейчас вызову дежурную машину МИДа и через полчаса буду уже дома. Что я хотел бы сказать на прощание перед отъездом к новому месту службы? — Тут он перешел на испанский язык, чтобы поняла и Лаура. — Мне грустно расставаться с вами… Я правду говорю… Я люблю вас, дорогие мои друзья… Я вас люблю, уважаю и очень высоко ценю.

С этими словами Шитов взял подаренные книги и направился к столику с телефоном. Позвонив дежурному МИДа, он хотел что-то сказать Иосифу, но тот опередил его:

— Спасибо тебе, Саша, за добрые слова. Удачи и тебе на новом месте!

— Я уверен, что ты, Иосиф, несмотря на свои шестьдесят лет, сумеешь еще в этой жизни сделать очень многое. Особенно в науке.

* * *

Счастливая фортуна профессора Григулевича катила дальше свое колесо. За большой вклад в историческую науку ему было присвоено звание заслуженного деятеля науки, а затем вручен орден Дружбы народов. После признания в Советском Союзе научных заслуг Григулевича латиноамериканские страны словно по мановению дирижерской палочки тоже стали награждать его за укрепление дружбы и в знак признания особых заслуг перед мировой наукой. Первый орден Иосиф Ромуальдович получил от Республики Венесуэла, а затем они последовали из других стран. Его начали избирать почетным членом разных иностранных ассоциаций, научных институтов и национальных академий.