Сумка Гайдара - [25]
Я сидел на обрубке дерева, как Наполеон. Передо мной темнело поле проигранного мною сражения. А глаза машинально ряд за рядом комбинировали квадраты из каждых четырех соседних ямок.
Но что это? Квадрата возле среднего столба не получалось — только треугольник. У самого подножия стены недоставало контрольного шурфа. Там была набросана земля из соседних ям. Издали казалось, что в том месте копали. А на самом деле это был единственный необследованный участок земли.
Я вскочил поглядеть, где приданные мне саперные войска. Жорик стоял у приземистого кургана, углубляя лопатой немалых размеров дыру.
— Жорик, — крикнул я ему, — да оставь ты в покое золото скифов! Кому оно нужно!
— А что?!
— Склад нашелся, вот что!
Когда примчался совершенно счастливый Жорик, я уже давил ногой в резиновом сапоге на затупившуюся лопату.
— Дайте мне, — потребовал Жора.
— Возьми вторую, — ответил я и тут же спросил: — Гранаты через двадцать лет могут взорваться?
— Могут, если с запалами.
— Хорошо, что ушли ребята: толкучка нам сейчас ни к чему.
Дальше мы копали молча. Оставалось пройти «последний дюйм», который должен был вознаградить нас за усилия и мечты.
Яма сделалась изрядной. К Жорику возвратилась обстоятельность лучшего сапера части. Он неторопливо надел наушники, опустил в яму щуп.
— Слышу на глубине железо.
Но важность и серьезность в тот же миг его покинули. Он радостно улыбнулся. В два прыжка отнес в сторону миноискатель. И цепко схватился за свою лопату. Мы рыли широко, споро, по очереди прыгая в глубокую и просторную яму. Ее края были нам по грудь.
Еще раза два с таинственным видом профессора, приглашенного на консилиум, Жорик важно нацеплял мягкие наушники и слушал. Я в эти секунды просто замирал.
— Порядок! — наконец сообщал он.
Но чем ближе был клад, тем труднее давался каждый сантиметр. Песок сыпался с боков ямы, пока Жорик не догадался укрепить их досками. Теперь мы делали меньше бесполезной работы, но в «шахте» стало тесней. И темп замедлился. На спине Жорика потемнел френч. На мне сделался влажным свитер.
Вечерело. От волнения и голода подташнивало. Опьянение первых минут радости прошло. Появилась апатия, и даже мелькнула мысль: «А не отложить ли до утра?»
И тут — была моя очередь — лопата скребнула по железу. Я нагнулся, стал торопливо отгребать песок руками. И мои пальцы коснулись овального края ржавой железной тарелки.
— Пулемет Гайдара! — закричал я.
— А ну-ка, товарищ писатель, из ямы! — неожиданно строго приказали мне саперные войска.
— Жорик, да ты что?! Это ж не фугаска, а нормальный «дегтярик».
— Гражданин писатель, из ямы! Или я вытащу вас силой. — И Жора протянул мне руку.
Я дал ему свою. Жора с легкостью извлек из «шахты» шестьдесят килограммов моего живого веса. Я понимал: сержант Астахов действует по инструкции, которая сейчас могущественней нашей с ним кладоискательской дружбы. Но все же мне было обидно. Я первый узнал про сарай. Вызвал Жорика. Вычислил квадрат. Обнаружил пулемет, а он меня выставлял вон из ямы, будто я залез в чужую банку с вареньем.
Но ссориться с Жориком напоследок я не хотел. Он оказался настоящим товарищем. О лучшем помощнике я не помышлял. А первым по диску все равно посчастливилось скребнуть мне.
Я остановился у края раскопа. А Жорик, широко раздвинув ноги, чтоб не наступить на железную тарелку, которая — теоретически — могла оказаться и миной, зашуршав по доскам сапогами, мягко опустился на руках.
— Отойдите подальше, — чужим голосом произнес он, очутившись на дне.
— Жорик, побойся бога! До сих пор мы все делали вместе.
— По инструкции, если обнаружен склад оружия и боеприпасов, я обязан вызвать команду и выселить жителей из окрестных домов. Хотите так?..
Я не хотел. Команда появилась бы в лучшем случае завтра к обеду. А сейчас только сантиметры и минуты отделяли нас от клада. Самое большее через полчаса мне предстояло взять в руки пулемет Гайдара, к диску которого я уже прикоснулся, и маленький поповский сундучок с полуистлевшими бумагами.
И я покорно отошел и вскочил на колоду, на которой недавно сидел. Теперь я видел только спину Жорика. Он наклонялся и распрямлялся, горстями выбрасывая песок.
Но вот движения его стали медленнее. Жорик замер.
Мне показалось: он растерян. Но тут его руки заработали снова — энергично и уверенно. Жорик поднял голову, распрямился, отыскал меня глазами и сказал:
— Возьмите!
Я подбежал. Жорик протянул мне ржавую тарелку с прорезью. Это был даже не диск, а только нижняя крышка от него.
— А пулемет? — спросил я недоумевая.
Он развел руками.
Понимая, что происходит катастрофа, я метнулся в сторону, схватил миноискатель. Жорик нацепил наушники, долго сопел, поводя щупом вокруг своих ног.
— Я больше ничего не слышу, — сдавленным голосом произнес он.
— У тебя сели батарейки.
— Я поменял их сегодня утром. Не верите — послушайте сами.
Я выхватил миноискатель. Мембраны молчали, воспроизводя похожий на человеческое дыхание шорох, который можно услышать в телефонной трубке, когда на другом конце провода с тобой не хотят говорить.
Я помог Жорику выбраться из «шахты». И мы уселись на колоду. Нас била дрожь, но мы не трогались с места, а только крепче прижимались друг к другу боками и смотрели на истонченную годами стену сарая, словно ждали, что в ней сейчас прорежется рот, который скрипучим дровяным голосом нам все объяснит.
Книга Бориса Николаевича Камова создавалась на протяжении почти двух десятилетий. Это — наиболее полное жизнеописание А. П. Голикова-Гайдара. Помимо общеизвестных фактов, автор сообщает о множестве драматических событий, о которых невозможно было рассказать до перестройки и в период разгула «солоухинщины».Автор поставил перед собой задачу: выяснить, насколько справедливы обвинения в преступлениях, будто бы совершенных А. П. Голиковым (будущим писателем А. П. Гайдаром) в годы Гражданской войны. С обвинениями такого рода с конца 1980-х гг.
В повести автор рассказывает о службе Аркадия Голикова, будущего писателя Аркадия Петровича Гайдара, в Хакасии в 1922 году, о его единоборстве с неуловимым атаманом Соловьевым (поединку был посвящен известный фильм «Конец «императора тайги»). Когда Голиков по болезни был уволен из армии, он решил испытать свои силы в литературе.
Повесть о детстве и боевой юности Аркадия Голикова — будущего писателя Аркадия Петровича Гайдара, о том легендарном периоде его жизни, о котором А. П. Гайдар сказал: «Это была обыкновенная биография в необыкновенное время».
"Эта книга — про Аркадия Петровича на войне. А называется она так — «Партизанской тропой Гайдара» — потому, что шел я по его следам. Шел, как бывший мальчишка, шел, как бывший тимуровец, шел по отзвукам полузабытых легенд, чтобы знать, как все было на самом деле. Мне довелось побывать в Лепляве и Озерище, Хоцках и Калеберде, Гельмязеве и Калениках, на Германовом хуторе и хуторе Малинивщина. Названия этих сел можно отыскать только на очень подробной карте, но они будут часто встречаться в книге. Довелось мне летать и ездить в Канев и Киев, Золотоношу и Черкассы, Гайсин и Львов, в Ленинград и в далекий Уяр Красноярского края. И это были тоже тропы Гайдара, потому что я искал и находил боевых его товарищей и еще потому, что след остается не только на земле,—он остается в памяти, он остается в сердце.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».