Сумка Гайдара - [24]
— Не стоит, — ответил я, думая, что если мы сядем сейчас на лавку, то не подымемся с нее до утра. — Скажите, а не было ли у вас еще одного сарая?
— Откуда? Мы же с Игнатом бедно жили. Перед самой войной только начали отстраиваться.
— Значит, все могло быть закопано только в этом сарае?
— Я ж говорю: другого не было, — обиделась женщина. — Если не верите, спросите у Фени.
Мне стало неудобно за свою бестактность. Я извинился. И мы, позвякивая лопатами, побрели восвояси.
— А если товарищ Касич закопал оружие в чужом сарае? — спросил меня Жора.
— В чужом сарае за поленницу дров можно сунуть пистолет. А тут целый арсенал. Предположим, спрятали. Заходит утром хозяин. Крестьянский глаз цепок. Хозяин подмечает странные следы. Раскапывает оружие, находит сундучок и устанавливает по документам, кто спрятал... Нет, уж если Игнат Федорович сказал: «Мы закопали под шулою», то он имел в виду свой сарай.
Утро началось со звонка военкому.
— Но вы хоть что-нибудь нашли? — допытывался он.
— Пока нет, но место верное.
— Может, Астахов не умеет искать? — спросил меня военком. — Мы вам пришлем другого сапера.
— Что вы, он прекрасный работник. Передайте, пожалуйста, командиру части, что Астаховым я очень доволен.
— Хорошо, пусть побудет, сколько вам нужно.
— Остаешься, Жорик, до победного, — сказал я, кладя трубку. — А сейчас идем в школу.
Директор Леплявской средней школы уже был наслышан о наших раскопках, но терялся в догадках, что мы с Жориком ищем. Я рассказал и попросил дать в помощь ребят.
— Надолго?
— Пока на один день.
— Много вам нужно?
— Человек десять.
— Я пришлю вам целый класс.
— Но мы и лопат столько не найдем.
— Не беспокойтесь. Они придут с лопатами.
Часа через два, после контрольной по физике, явилось пополнение — рослые девятиклассники. Каждый нес лопату или лом. Усадив ребят на чем попало, я минут за десять рассказал им о пропаже сумки, закопанном оружейном складе и поповском сундучке.
— Место верное, — повторил я. — Никто этот склад до сих пор не искал. Любой из вас сегодня может первым крикнуть: «Эврика!» Разделитесь на две группы. Одна будет делать контрольные шурфы, а другая сопровождать Жорика. Потом поменяетесь.
Работа закипела с быстротой, какая нам и не снилась. Едва Жорик произносил: «Гудит» — в земле, словно бы от взрыва, возникала глубокая яма. Со дна ее ребята молниеносно извлекали покалеченные грабли, изъеденный ржавчиной колун или в лепешку смятый таз. Раскопки вокруг столбов были расширены. Шулы обнажились. Со стороны сарай походил теперь на жилище бабы-яги.
Жорик заново все прослушал. Ребята перелопатили горы песку, но и на этот раз мы не обнаружили даже винтовочной гильзы. И если миноискатель заливался радостным воем, учуяв присутствие дверного засова или дужки от ведра, а изощренный слух Жорика многократно усиливал чувствительность прибора, то могли мы не заметить несколько охапок железа, которые двадцать лет назад были винтовками и пулеметом?..
Девятиклассники продолжали переворачивать тонны земли, но энтузиазм кладоискателей из них понемногу выветривался: находить арсеналы все любят сразу. А я не мог для поднятия духа дать им подбросить на ладони хотя бы пистолетный патрон. У меня его не было.
Мы с Жориком пожали ребятам руки, обещав, если понадобится, пригласить их опять, и отпустили по домам.
— А это железо мы можем забрать? — спросил один из парнишек.
— Заберите.
Ребята радостно засмеялись:
— Теперь Каневской школе по сдаче лома нас не догнать.
И побежали, споря, где им быстрее дадут грузовик, чтобы вывезти «трофеи».
Мы снова остались одни. Хотелось есть. Пока рядом были ребята, мы работали в одном с ними темпе. И теперь чувство голода было особенно острым. По нелепому упрямству, отправляясь на раскопки, мы не брали с собой еды. Каждое утро казалось: клад отыщется еще до обеда.
Елена Дмитриевна больше не предлагала нам куриного супа с лапшой. А идти днем в Лепляву с пустыми руками мы стеснялись.
Вдобавок поскучнел Жорик. Вскользь он признался: в политотделе долго обсуждали, кого послать. Остановились на нем: лучший «слухач» и специалист по неразряженным боеприпасам. В части его ждали с особенным нетерпением: ведь он надолго задержался. Предстояло докладывать командованию. О чем?.. О том, что в точно указанном месте не сумел обнаружить оружейный склад?
— Давай, Жорик, не раскисать, — сказал я ему. Он посмотрел на меня с надеждой. — Давай глянем на сарай и пространство вокруг с птичьего полета.
— Вы глядите, — обрадовался он, — а я копну вон тот холмик. — И отбежал метров за двадцать в сторону.
Каневщина славится своими древними курганами. Археологи сделали тут немало открытий. Я бы не удивился, если б Жорик, «по закону вредности», обнаружил вместо искореженного железа не тронутое временем скифское золото.
Я оттащил на ровное место широкий чурбак для рубки дров и уселся на него.
Мне хотелось оглядеть поле нашей деятельности глазами постороннего. Справа от меня желтел дом Елены Дмитриевны. Прямо передо мной на тонких «куриных лапках» шул покачивался от ветра сарай. Порыв посильнее мог его опрокинуть.
От стенок сарая не очень-то ровными рядами шли воронки. Рядов было много. Они образовывали примерно одинаковой площади квадраты. Напряжение, в котором мы с Жориком прожили неделю, настолько обострило память, что я мог бы сказать, в какой яме какой отыскался гвоздь. С каждой воронкой был связан взлет и крушение наших надежд.
Книга Бориса Николаевича Камова создавалась на протяжении почти двух десятилетий. Это — наиболее полное жизнеописание А. П. Голикова-Гайдара. Помимо общеизвестных фактов, автор сообщает о множестве драматических событий, о которых невозможно было рассказать до перестройки и в период разгула «солоухинщины».Автор поставил перед собой задачу: выяснить, насколько справедливы обвинения в преступлениях, будто бы совершенных А. П. Голиковым (будущим писателем А. П. Гайдаром) в годы Гражданской войны. С обвинениями такого рода с конца 1980-х гг.
В повести автор рассказывает о службе Аркадия Голикова, будущего писателя Аркадия Петровича Гайдара, в Хакасии в 1922 году, о его единоборстве с неуловимым атаманом Соловьевым (поединку был посвящен известный фильм «Конец «императора тайги»). Когда Голиков по болезни был уволен из армии, он решил испытать свои силы в литературе.
Повесть о детстве и боевой юности Аркадия Голикова — будущего писателя Аркадия Петровича Гайдара, о том легендарном периоде его жизни, о котором А. П. Гайдар сказал: «Это была обыкновенная биография в необыкновенное время».
"Эта книга — про Аркадия Петровича на войне. А называется она так — «Партизанской тропой Гайдара» — потому, что шел я по его следам. Шел, как бывший мальчишка, шел, как бывший тимуровец, шел по отзвукам полузабытых легенд, чтобы знать, как все было на самом деле. Мне довелось побывать в Лепляве и Озерище, Хоцках и Калеберде, Гельмязеве и Калениках, на Германовом хуторе и хуторе Малинивщина. Названия этих сел можно отыскать только на очень подробной карте, но они будут часто встречаться в книге. Довелось мне летать и ездить в Канев и Киев, Золотоношу и Черкассы, Гайсин и Львов, в Ленинград и в далекий Уяр Красноярского края. И это были тоже тропы Гайдара, потому что я искал и находил боевых его товарищей и еще потому, что след остается не только на земле,—он остается в памяти, он остается в сердце.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.