Сумерки - [41]

— Привет, дружище, — произнес он вслух.

Хмурый Махат в белом крахмальном переднике поклонился.

— Честь имею, господин адвокат. Чем могу служить?

Старик оглядывал витрину с пирожными. Одному богу известно, где Махат ухитряется добывать сметану, белую муку, яйца, мед, орехи, изюм, и что уж совсем невероятно — кофе и настоящий шоколад. Румяная баклава, истекающая медовым сиропом, шоколадные «индианки» со взбитыми сливками, бисквиты с золотистым кремом, воздушные «катаифы»… Но цены!.. Один «Саварен» стоил пяти буханок хлеба. Только спекулянты и нажившиеся на войне нувориши могли позволить себе покупать пирожные у Махата, прочие честно глотали слюнки. Север исподтишка, чтобы Махат не заметил, поглядывая на цены, торопливо соображал, что он может себе позволить.

— Две «индианки», пожалуйста.

Влад их очень любит. Одно ему и одно Олимпии. Север скажет, что свое он съел в кондитерской. Махат скрылся за тюлевой занавеской и вынес пирожные.

— Махат, а чем эти плохи?

— Вчерашние, господин адвокат.

Да, Махат заслуживал доверия. А может, ему рассказали о вчерашнем собрании? Неизвестно. Как всегда он был безупречно корректен и отменно вежлив. Спросить его напрямик? Невозможно. Махат — кондитер, а не цирюльник, болтать не любит, коротко ответит, и все.

Север расплатился: «индианки» обошлись ему в десять буханок хлеба! Прощаясь, Север приподнял шляпу. Махат поспешил распахнуть перед ним дверь и держал пакетик с пирожными, пока Север раскрывал зонт.

Старик совсем продрог, пока добрался до дому. Олимпия ждала его, он протянул ей пакет.

— Тебе и Владу, — сказал он, снимая пальто.

Олимпия нетерпеливо раскрыла пакет, близоруко сощурив глаза, оглядела пирожные, мгновенно прикинула, сколько они стоят, и бессознательно по-хозяйски поддела мизинцем взбитые сливки и лизнула.

— Купил бы одно, для ребенка. Мне-то зачем? А почему себя обделил?

— Свое я съел в кондитерской.

— Ну конечно! Разве можно было удержаться? Раздаривает дома царанистам и ест пирожные у Махата! Герцог Николя де Нидвора просто жить не может без пирожных! У него все есть, ему только пирожных Махата не хватает! Жильцы не платят, дом он подарил, пенсия такая, что и в лупу не разглядишь, адвокатурой не занимается, зато пишет мемуары и ест пирожные у Махата! Ты понимаешь, что завтра мы умрем с голоду, что тогда делать?! Вещи распродавать?!

— Вынеси пирожные на холод, а то крем скиснет.

— Вынеси на холод, — передразнила она. — Он меня учит! Может, возьмешься вместо меня дом вести?

Старик, не слушая ее брюзжанья, пошел к себе. В кабинете было холодновато, дрова они теперь экономили. Он наклонился к камину и поправил тлеющие в нем ветки. Ветки зеленые, сырые, заискрили, затрещали, комната наполнилась дымом. Старик положил сверху сухое полено, уцелевшее в дровянике от былых времен. Однако осталось таких всего ничего, скоро топить придется только этими тонкими, разбухшими от воды прутиками.

Север снял пиджак и достал из шкафа теплую верблюжью куртку. И она доживала последние дни: светилась на локтях, ворс повытерся, вишневый атлас на обшлагах посекся. Олимпия была права: с деньгами дело обстояло хуже некуда. В этом месяце они задержали жалованье Рожи, Марилена не получила денег для Влада. Надо что-то придумать, что-то продать без ведома Олимпии… Но, господи, что продашь без ее ведома?..

Вздохнув, он уселся за стол и надел очки. Взял газету «Светоч», и в глаза ему бросился жирный заголовок: «Во имя будущего университета». Он принялся читать, но терпения ему недостало, он перескочил через несколько абзацев и выискал глазами строки, где говорилось о нем. Читал он жадно, словно о совершенно неизвестном человеке, и растрогался до глубины души его благородством. Подзаголовок гласил:

«Деяние г-на адвоката Севера Молдовану».

«Г-н адвокат Север Молдовану благородством своей скорби обрел величие истинного патриарха. Нет больше горя, чем пережить смерть своего ребенка, и это тяжкое испытание выпало на долю господина Молдовану!

Однако, когда дело коснулось гуманного и высокого начинания на благо городу, где родился и вырос его покойный сын, потомственный адвокат Ливиу Молдовану, один из самых светлых умов молодого поколения, господин Север Молдовану превозмог горе и не остался в стороне.

Тихим, едва слышным голосом произнес он свои слова, но они громче колокола отозвались в душе всех присутствующих».

Далее приводилась его речь и ответ Помпилиу Опряна.

Старик даже прослезился, читая собственное выступление, он и впрямь готов был поверить, что совершил нечто героическое, достойное всяческих похвал.

Газета «Голос», всегда подчеркивающая свою «независимость», на первой полосе тоже поместила статью, правда, менее пространную, но не менее патетическую:

«Великодушный дар г-на Молдовану — наглядное свидетельство высоких нравственных качеств этого достойного человека. Он борется за свой идеалы не словами. Ради осуществления высокой идеи создания университета он жертвует всем своим достоянием (оцененным, кстати сказать, в два миллиона леев). Мало кто, находясь в столь преклонном, чреватом немощами возрасте, отважился бы на такое самопожертвование.