Сумеречные люди - [35]

Сил у обоих хватало, а вот обороняться ни тот, ни другой нужным не считал. Когда зазвучал гонг, лицо у Эванса покраснело, Мосс же даже не вспотел.

— И долго они будут колошматить друг друга? — поинтересовалась Сьюзан.

— Этот бой продолжается всего восемь раундов.

— А остальные?

— Пятнадцать.

Ведущий не особенно следил за тем, что происходит на ринге; он стоял в проходе и болтал с друзьями. Мосс и Эванс старались изо всех сил. В седьмом раунде Эванс выглядел предпочтительнее, но победу одержал Мосс. Боксеры пожали друг другу руки и расцеловались.

— Нет, вы видали?! — воскликнула Сьюзан. — Они целуются.

— Это у них часто бывает.

— Правда?

— Да.

— Как это мило, согласитесь?

Мосс и Эванс нырнули под канаты, спустились с ринга и направились вверх по проходу в раздевалку.

— Стало быть, я вам не нравлюсь, да? — сказал Этуотер.

— Не валяйте дурака.

— Я и не думаю валять дурака.

— Опять вы за свое.

— Хорошо, не буду.

Следующими на ринг вызвали тоже совсем еще мальчишек, но эти двое были постарше и покрупнее. Ни тот, ни другой филигранной техникой, прямо скажем, не отличались, они, как и первые двое, махали кулаками, не слишком заботясь об обороне. После шестого раунда оба все чаще входили в клинч, и зрители даже начали свистеть; бой между тем продолжался, противники явно утомились, оба сопели и тяжело дышали. Сидевший сзади мужчина с фальшивым жемчугом в галстуке решил их подбодрить и крикнул:

— Давай, ребята. Жми.

— Ты видел Карнеру после проигрыша? — спросила сидевшая рядом с ним женщина.

— Карнеру? — переспросил ее спутник с таким искренним изумлением, словно ее вопрос лишен был всякого смысла, — то ли потому, что он видел Карнеру каждый божий день, то ли потому, что никогда его не видел. Бой закончился, и парень из Кэннинг-Тауна одержал победу по очкам над своим противником из Хокстона.

— Ну как? — спросил Этуотер. — Нравится?

— Нравится. Забавное зрелище.

— Следующая встреча будет более важной.

— Почему?

— Встречаются боксеры второго полусреднего веса.

Один боксер был в красных трусах и в бежевом халате, второй — в зеленых трусах с какой-то вышивкой, напоминающей пентаграмму. Вместо халата на нем было длинное женское пальто, тоже зеленого цвета, но темнее, чем трусы. Перед тем, как выйти на середину ринга, он поцеловал рукав своего пальто, а также какую-то вещь, которую держал в руке, что-то вроде куска материи или детали туалета. Когда грянул гонг, секундант забрал у него эту вещь вместе с зеленым пальто. Сьюзан спросила:

— Как это понимать?

— Это пальто его девушки, — сказал Этуотер. — Поцеловал он его в надежде, что оно принесет ему счастье.

— Как это романтично.

— А, по-вашему, нет?

— А что было у него в руках?

— Бюстгальтер, насколько я понимаю.

— Вы шутите.

— Нисколько.

— Бюстгальтер его девушки?!

— Не знаю. Может быть, у него две девушки: у одной он позаимствовал пальто, у другой — эту вещицу…

— Трогательно.

— Трогательно, что у него две девушки?

— Нет, трогательно, что он целует эти вещи.

— Я бы вам больше нравился, если б сделал то же самое?

— Вы мне и так нравитесь, — сказала Сьюзан. — Просто в том, что мы нравимся друг другу, нет никакого смысла.

— Почему?

— Нет, и все тут.

— Может, вы и правы.

— Ну конечно, права. Скажите, тот, у кого рисунок на трусах, — еврей, как вам кажется?

— Похоже на то.

— Как его зовут?

— Эрни Хаймс. Он из Бермондси.

— Мне евреи нравятся.

— Я это заметил.

— Они все так себя ведут, — пояснила Сьюзан. — Целуют пальто, и все такое прочее.

— Я знаю.

Она засмеялась.

— Откуда вы знаете?

— В любом случае он вряд ли победит.

— Не его ли девушка сидит вон там, внизу?

— Не исключено.

И действительно, сильнее оказался боксер в красных трусах. С низким лбом, расплющенным носом и надувшимися, как на анатомическом рисунке, бицепсами, он словно сошел с карикатуры восемнадцатого века. Звали его Динамит Хаскинс; удар у него был сильнее, чем у еврея, зато Хаймс был проворнее и увертливее. Хаскинс бил куда попало, и бил сильно; в результате, в середине десятого раунда Хаймс схватился обеими руками за левый бок, и тут же прозвучал свисток рефери. В зале недовольно загудели. Сидевшая сзади женщина прокомментировала:

— Ничего страшного. Все с ним в порядке.

— А ты откуда знаешь? — полюбопытствовал ее спутник.

— Он, как Сьюзан Ленглен, — сказала женщина. — Не хочет проигрывать.

— Что за вздор, — сказал мужчина с булавкой из фальшивого жемчуга в галстуке. — Один раз Хаскинс уже ударил его ниже пояса.

— Не было такого.

— Говорю же, ударил, — стоял на своем мужчина. — Он отличный боксер, вот только бьет куда придется.

— Неправда, он чисто выигрывает.

— В тот раз, повторяю, он ударил его ниже пояса, — сказал мужчина. — Зуб даю.

Зрители продолжали выражать свое недовольство, кто-то крикнул: «Мало ему! Дал бы ему по хребту — и дело с концом!»

Секунданты, рефери и ведущий обступили Хаймса. Зрители по-прежнему выражали недовольство. Хаскинс отошел в свой угол, сел на табурет, а потом встал и перешел в угол Хаймса, что-то ему сказал, после чего поднял руки над головой и, опустив голову, развел руками в перчатках, давая тем самым понять, что поступил нехорошо. По залу прошел смешок, кто-то зааплодировал. Победителем был признан Хаймс. Объявили перерыв.