Сумеречная земля - [12]

Но разве главный исторический миф не сделал вымысел о симбиозе земли и неба устаревшим? Мы больше не живем тем, что возделываем землю, — нет, мы пожираем ее и ее отходы. Мы подписали наше отречение от нее своими полетами к новым звездным Любовям. Мы способны рождать из нашей собственной головы. Когда земля вступает в кровосмесительную связь со своими сыновьями, не должны ли мы найти прибежище в объятиях богини techne, рожденной нашим собственным мозгом? Не пора ли заменить землю-мать ее собственной верной дочерью, созданной без участия женщины? Грядет век Афины. В индо-китайском театре мы разыгрываем драму о конце теллурического века и свадьбе небесного бога и его королевы — дочери, рожденной путем партеногенеза. Если пьеса получилась плохая, это оттого, что мы, спотыкаясь, бродили по сцене в полусне, не понимая значения действия. Сейчас я проясняю его значение, в это слепящее мгновение метаисторического сознания, когда мы начинаем создавать наши собственные мифы.

1.6. Победа. Отец не может выказать милость, пока сыновья не преклонят перед ним колена.

Заговоры сыновей против отца должны прекратиться. Они должны опуститься на колени с сердцем, омытым послушанием. Когда сыновья познают послушание, они способны будут заснуть.

Фаза IV только отодвигает час расплаты.

Во Вьетнаме нет проблемы восстановления. Единственная проблема — это проблема победы.

Мы все чьи-то сыновья. Не думайте, что мне не больно составлять этот отчет. (С другой стороны, не нужно недооценивать моего ликования.) Меня тоже трогает мужество. Но мужество — это архаичная добродетель. Пока существует мужество, мы все привязаны к колесу бунтарского неистовства. За пределами мужества — смиренное сердце, тихий сад, в котором мы можем укрыться от временных циклов. Я опрятный и вежливый, но я человек будущего рая.

Прежде чем попасть в рай, нужно пройти через чистилище.

Не без радости я приготовился к чистилищу. Если я мученик за дело послушания, то готов страдать. Я не одинок. По всей Америке ждет за своими письменными столами целая армия молодых людей, таких же немодных, как я. Мы носим темные костюмы и толстые линзы. Мы — поколение тех, кто в 1945 году был маленьким мальчиком. Мы будем претендовать на свое место. Это мы унаследуем Америку — в свое время. Мы терпеливы. Мы ждем своей очереди.

Если вас трогает мужество тех, кто взял в руки оружие, загляните в свое сердце: честные глаза увидят, что тронута не лучшая ваша часть. То ваше «я», которое растрогалось, — предательское. Оно жаждет упасть на колени перед рабом, омыть язвы прокаженного. Темное «я» тяготеет к унижению и беспорядку, светлое «я» — к послушанию и порядку. Темное «я» заражает светлое «я» сомнениями и терзаниями. Именно его яд съедает меня.

Я — герой сопротивления. Да, в метафорическом смысле. Пошатываясь в своих окровавленных доспехах, я стою, выпрямившись, один в поле, окруженный врагами со всех сторон.

Мои бумаги в порядке. Я сижу и аккуратно пишу. Я провожу тонкие различия. Именно на острие тонкого различия и вертится мир. Я провожу различия между послушанием и унижением, и под огнем моего интеллекта рушатся горы. Я — воплощение терпеливой борьбы интеллекта против крови и анархии. Я — история, но не эмоций и насилия — иллюзорная война телевидения, — а самой жизни, жизни в послушании. Даже простейший организм подавляет свою тягу к грязи и следует по пути эволюционного долга к славе сознания.

Во Вьетнаме существует лишь одна проблема, и это — проблема победы. Проблема победы носит чисто технический характер. Мы должны в это верить. Победа — вопрос достаточной силы, а мы достаточной силой располагаем.

Хочется покончить с этой частью. Меня раздражают ее ограничения.

Я заканчиваю с IV фазой конфликта. Я предвкушаю фазу V и возобновление тотальной воздушной войны.

Существует «военная» война в воздухе, с военными целями поражения. Существует также политическая война в воздухе, цель которой — лишить противника способности поддерживать себя физически.

Мы не можем узнать, пока не измерим. Но при политической войне в воздухе нелегко измерить — здесь нельзя просто подсчитать количество убитых. Поэтому при измерении мы используем вероятность (я извиняюсь за повторение того, что есть в книгах, но не могу позволить себе не дать полную информацию). Когда мы наносим удар по цели, вероятность успеха мы определяем как

Р₁ =aX^-3/4 + (bX-c)Y,

где Х обозначает высоту сбрасывания авиабомбы; Y — плотность огня; а, Ь, с-константы. Однако при типичном политическом воздушном ударе цель не конкретизирована, это просто координаты на карте. Чтобы измерить успех, мы вычисляем две вероятности и находим их произведение: Р1 (вероятность удара) и Р2 (вероятность того, что объект, который мы поразили, — это цель). Так как в настоящее время мы можем всего лишь гадать по поводу Р2, то нашей политикой были круглосуточные бомбежки с большой плотностью, компенсирующей бесконечно малые произведения Р1 Р2. Эта политика едва работала в фазе III и не может работать в фазе IV, когда все бомбардировки скрытые. Какова должна быть наша политика в фазе V?