Сумеречная роза - [113]

За ней ухаживали Гвинст и Джонет, им помогали несколько служанок, Йена послали за королевским лекарем, которого Элизабет в своем великодушии рекомендовала для принятия родов. Элис, никогда раньше не испытывавшая такой боли, призывала все проклятия, какие только могла придумать, на голову Николаса, оставившего ее мучиться в одиночестве. Боли наконец-то прекратились, и, к своему изумлению, она родила не одного ребенка, а двух — сначала крепкую девочку, а потом крошечного мальчика.

Элис вглядывалась в два маленьких свертка, принесенных ей Джонет. Один ребенок энергично кричал, другой — молча смотрел на нее огромными голубыми глазами.

Когда доктор, угрюмый неразговорчивый человек, наконец ушел, Джонет предложила, старательно избегая взгляда Элис:

— Нам лучше сразу же послать за священником, чтобы окрестить их, госпожа.

— О, давай лучше завтра или послезавтра, — ответила Элис, прикасаясь сначала к одному крошечному личику, потом к другому.

Гвинет спросила:

— Как вы собираетесь назвать их, дорогая? Вы с Николасом не обсуждали такой вопрос до его отъезда.

— Да, но он сказал, что вернется до их рождения, — ответила Элис. Она знала, что он хотел назвать своего сына в честь короля, но она не согласилась, и сейчас, глядя на крошечного тихого малыша, она твердо произнесла:

— Я назову их Анна и Ричард.

Наступила тишина, но, к ее удивлению, никто не стал спорить с ее выбором. Она подняла глаза и увидела, как Гвинет и Джонет обменялись такими взглядами, что у нее мороз пробежал по коже.

— Что такое? Почему вы так смотрите?

Обе женщины поспешили успокоить ее, говоря, что ей нужно поспать и что за детьми присмотрят кормилицы.

— Я хочу видеть обоих. Каждый дюйм! Распеленайте их.

После недолгих сомнений они развернули детей, и она смогла убедиться, что ни у одного ребенка нет никаких изъянов. Анна, хотя и маленькая, выглядела ярко-розовой, со светлыми пушистыми волосиками и блестящими глазками. Мальчик имел не такой розовый цвет личика, но проворно шевелил ручками и ножками. Она погладила его тоненькую ручку и обрадовалась, когда он, казалось, осмысленно посмотрел на нее.

— Малютка Дикон, — ласково обратилась она к нему, — ты скоро подрастешь…

Джонет решительно забрала у нес обоих малышей и передала их заботам кормилиц, настаивая, чтобы Элис заснула. И в конце концов она заснула, но, едва проснувшись, потребовала немедленно принести к ней детей. И опять Джонет как-то странно колебалась.

— Им нужно отдохнуть, госпожа, — тихо проговорила она.

— Принеси их, — приказала Элис.

Малышка Анна проснулась и что-то ворковала, но Дикон спал и не проснулся, даже когда Элис взяла его на руки и пощекотала щечку.

— Что с ним не так? — спросила она.

— Мы не знаем, — прошептала Джонет. — Он не ест. Иногда он просыпается, но в промежутках мы не можем разбудить его.

— Принесите сюда его колыбель и поставьте рядом с моей кроватью. Он останется со мной. Тогда с ним все будет хорошо. Я знаю!

— Не надо, — не согласилась Джонет. — Давай-ка я его заберу.

Но Элис отказалась, слезы заструились по се щекам. И весь день она держала на руках малыша, се сердце пело, когда его глазки открывались, и слезы текли сильнее и быстрее, когда они закрывались снова. Гвинет присоединилась к настояниям Джонет, но Элис не позволила им забрать ребенка. И когда Мэдлин, вызванная из Шина в надежде, что сможет успокоить ее, убеждала Элис отдать ребенка, Элис вышла из себя:

— Мой сын останется со мной! Приведите доктора, если хотите помочь нам. Я не знаю, почему он не идет.

Гвинет сочувственно покачала головой:

— Он придет, моя дорогая, но он уже видел малыша и сказал, что ничего не сможет сделать, если ребенок не будет есть.

— Тогда найдите другую кормилицу или я сама буду кормить его. — Но, хотя она и старалась, ребенок не стал сосать. Они мочили кусочек сахара в грудном молоке и клали малышу в рот, но даже тогда он не отреагировал.

Наконец Элис приказана всем уйти и впала в истерику, когда они не захотели подчиниться. Отослав наконец всех, она устроилась на подушках с малюткой Диконом на руках и боролась со сном, боясь, что, если она заснет, ребенок может умереть.

Когда дверь в спальню открылась, она отрывисто сказала, не поднимая глаз:

— Убирайтесь вон. Я не хочу больше слушать вашу глупую болтовню. Дикон останется со мной.

— Я пришел увидеть моего сына, и его будут звать не Дикон, а Генрих Артур, чтобы доставить удовольствие нашему королю.

Тогда она резко вскинула голову и почувствовала невыразимое облегчение:

— Николас, вы здесь! О, Николас, они говорят, что он умрет. Он не может. Он не должен!

Николас встал рядом с кроватью, глядя на них. Его совершенно белое лицо говорило о том, что он уже знает, чего ожидать.

— Дайте мне его, — потребовал он.

— Вы не заберете его у меня?

— Нет. Подвиньтесь. — Он сел рядом с ней на кровать, подложив под спину подушки, и взял из ее рук крошечный безмолвный сверток. — Я послал за священником, — сообщил он.

— Нет!

— Его нужно окрестить, дорогая, и девочку тоже.

— Я не позволю назвать моего сына в честь Тюдора.

— Он и мой сын тоже, Элис.

Стук в дверь возвестил о прибытии священника, и Элис поняла, что Николас находится в доме дольше, чем она думала. Она посмотрела на него с осуждением и отчаянием, и он обнял ее свободной рукой за плечи, прижимая к себе.