Султан Юсуф и его крестоносцы - [16]

После смерти Зенги его расширившиеся владения были разделены между тремя его сыновьями. Среднему, Нур ад-Дину Махмуду, достался Халеб, и вместе с Халебом он прихватил себе самого лучшего управляющего — Наима ад-Дина Айюба, его сыновей и его брата Ширку. Нур ад-Дин скоро приметил молодого, красивого лицом и очень разумного в речах Юсуфа и взял его в свою свиту.

Жизнь шла своим чередом под покровительством нового атабека, но однажды утром, когда Юсуф был свободен от службы и читал книгу, сидя во дворе дома, предоставленного отцу для службы в Дамаске, он в прохладной сени старой шелковицы вдруг почувствовал на душе тревогу, ту самую «дорожную тревогу», хотя никаких дальних путей как будто не предвиделось. Он оторвался от чтения и невольно посмотрел в небеса, словно ожидая ответа от Всемогущего Аллаха. Небо было ясным и безмятежным, и ласточки летали в нем высоко, своим полетом не предвещая никакой бури.

Внезапно ворота дома широко распахнулись, во двор ворвался вихрь, и надвинулась тень огромной тучи. То был, конечно, веселый и буйный дядя Ширку, о котором говорили, что его тень остается стоять и размахивать тенью сабли, когда сам он исполняет молитву, а его дамаскский клинок спит в ножнах.

Теперь дядя Ширку и впрямь наступал на племянника с саблей наголо. Все, кто увидел его, замерли от изумления и затаили дыхание. Только Юсуф глядел на дядю спокойно, если не сказать сонно, невольно выражая недовольство тем, что его оторвали от любимого занятия.

— Что ты делаешь, племянник?! — громогласно проревел дядя Ширку от самых ворот так, что с шелковицы на Юсуфа и на его книгу посыпались только что завязавшиеся ягоды.

— Разве ты не видишь, дядя? — вполголоса отвечал Юсуф. — Читаю.

— Я вижу то, что ты уже к вечеру метишь сделаться настоящим вали[58]. И что же ты такое читаешь, чтобы безвозвратно утонуть в море мудрости? Скажи мне.

— «Воскрешение наук о вере»[59].

Дядя Ширку навис над племянником, поигрывая саблей.

— И как же ты, Юсуф, собираешься воскрешать веру? — грозно проговорил Ширку. — Скажи-ка мне!

— Я? — изумился Юсуф, но тут же нашелся, что ответить. — Молитвой и знанием, дядя. Чем же еще?

— И ты туда же! — снисходительно, если не сказать презрительно, усмехнулся Ширку. — Все хотят стать умнее других. Все уткнулись в книги, как ослы в корыто. Оттого-то франки и сидят у нас на плечах, как на ослиных спинах. Вот чем надо воскрешать веру!

И он воздел к небесам свою саблю.

— Знай, Юсуф, только ею можно воскресить веру! — с воодушевлением повторил дядя Ширку. — И показал нам эту истину сам Пророк, да пребудет с ним вечно милость Аллаха! Его служение Всемогущему Аллаху началось в битвах против неверных и невежд. Малой силой, побеждавшей большую силу, Пророк доказал, чью сторону принял Великий Аллах… Собирайся, Юсуф, мы идем с войском в Египет, показать свою силу еретикам[60] и кафирам.

— В Египет?! — изумленно прошептал Юсуф.

У него между лопатками пробежал холодок.

— Не вижу радости в твоих глазах, — нахмурился дядя Ширку. — Ты хочешь остаться и прозябать, как смотритель рынков, всегда воняющий протухшим мясом? Ты не хочешь идти вместе со мной в Египет?

Это было правдой: Юсуфу совсем не хотелось в Египет. Но он не мог объяснить причину дурного предчувствия, что рождало в его душе слово «Египет», ни дяде, ни даже самому себе.

— Я думал, что служба у атабека, да пребудет с ним… — начал было он свою неясную мысль, но дядя перебил его.

— Что наш атабек — мудрейших из мудрых, и так ясно, — Тут Ширку отмахнулся саблей от всех прочих славословий. — Недаром, он сказал мне: сообщи Юсуфу мою волю и сразу веди его ко мне.

— Повелел сам атабек? — еще больше изумился Юсуф.

— Брось книжку и пошли! — коротко рыкнул дядя Ширку, и вложил саблю в ножны, хотя тень последовала примеру хозяина только за порогом дома.

Атабек Нур ад-Дин принял их в саду своего дворца, сидя на атласных подушках и попивая щербет[61]. Он был худощав и внешностью напоминал мудрого дервиша, однако — дервиша, облаченного в очень богатые обежды.

Еще издали он бросил на Юсуфа короткий, проницательный взгляд, и едва оба курда склонились перед ним, как он насмешливо обратился к старшему:

— Что, Ширку, не хочется твоему племяннику в богатый Египет? Он не любопытен?

— Правда, атабек! — развел руками Ширку. — Ему, видно, не терпится стать отшельником и провести остаток жизни в пещере или дупле. Но этот молчун с детства таит свои мысли.

Атабек заметил и то, что Юсуфа вовсе не оскорбила «догадка» дяди. Он пригласил обоих опуститься подле себя на ковер и, предложив старшему сладкое угощение, левой рукой протянул Юсуфу чашку со щербетом. Тот обомлел, а у дяди и вовсе глаза едва на лоб не вылезли, когда он увидел, что атабек так благоволит к его племяннику.

— Когда старшие братья продавали прекрасного Юсуфа египетским торговцам, — напомнил атабек о старом предании, — ему не очень-то хотелось попасть в ту далекую, богатую страну. Верно, Юсуф?

— Да, атабек, — немного растерянно отвечал молодой воин его свиты, держа чашку со щербетом, словно бутон необыкновенного цветка. — Иначе и быть не могло.

— Но потом Юсуф стал большим человеком в Египте, и очень богатым, на зависть своим братьям, — напомнил атабек и счастливый конец этой истории. — Верно, Юсуф? Пей. Остуди голову. Хотя она у тебя всегда холодная…