Султан Юсуф и его крестоносцы - [14]

Лица кафиров окаменели, однако султана ничуть не разгневало то, что никто из них не только не вскочил с места, но даже не смог произнести ни единого слова приветствия.

Великий султан, только обвел их бесстрастным взглядом, потом мягко улыбнулся и рек:

— Вино создано для вас, кафиры. Без него ваша кровь стынет и замедляет свой ток по жилам. Пейте, и пускайтесь в путь наперегонки со своей кровью.

Воины повиновались, отхлебнули по глотку, и в их глазах сразу вспыхнули живые огоньки.

Однако мудрый султан не ждал и не требовал от них благодарности.

— Не сегодня, так завтра вы затеете между собой спор о том, зачем мне, султану, понадобилось спасать вашего малика, моего врага, — изрек он, — и этот спор затруднит ваш путь, как камни, что осыпаются на дорогу, проходящую через глубокое ущелье. Поэтому я сам, султан Египта и Сирии, решил заранее расчистить вашу дорогу. Слушайте и запоминайте мои слова. Ричард — самый доблестный малик и воин среди христиан. И он заключил со мной договор. И мы дали друг другу слово, что, когда он подавит смуту в своей стране и утвердит свой трон, он вернется. Тогда мы вновь станем друг перед другом и спросим Всемогущего Бога, на чьей Он стороне. Тогда всем откроется правда. Но Иблис[47] не любит правды и действует неправедными путями. То, что случилось с маликом Ричардом, — несомненно происки Иблиса… Среди вас есть франки. Я слышал, что малик франков также обладает алмазной честью и стальной доблестью[48]. Однако он не заключал со мной договора. Я слышал, что император германцев[49] тоже был доблестным воином, но он утонул, когда подступил к пределам моих земель. Значит, такова была воля Всемогущего. Остается только малик Ричард. То, что случилось с тем, кого называют Львом, прибавляет наглости собакам. Они начинают сбиваться в стаи и лаять на львов. Надеюсь, храбрые воины, в ваших сердцах останутся мои слова, слова султана.

Рыцарь Джон поднялся и сказал прежде, чем величественно поклониться повелителю правоверных:

— Мы вполне уразумели твои слова, великий султан, и до самой смерти сохраним их в памяти.

Приняв поклон предводителя кафиров, султан так же просто покинул скромную трапезу. Но перед тем, как вновь кануть во тьму, он сделал мне знак. Я последовал за повелителем, и он сообщил мне нечто, вновь удивившее меня до глубины души.

— Дауд, у меня сегодня было прозрение, — рек он. — Этот кафир будет расспрашивать тебя о жизни султана. Расскажи ему все, что знаешь. С начала и до нынешнего дня. Пусть твоя история упадет, как семя, на просторы дар аль-харба… У меня есть предчувствие, что малика Ричарда спасет истинный воин Пророка. Лучшего и желать нельзя.

Великий султан сел на коня и в сопровождении своей стражи поскакал в сторону Священного Города. Очень скоро стук копыт стих, а я долго стоял в одиночестве между дорогой и столом, за которым сидели рыцари и вспоминали посещение султана, будто еще один необыкновенный сон.

Я понимал, что султан поступил очень мудро, явившись кафирам в том самом месте, где они в страхе и благоговении могли бы ожидать явление своего пророка. Но желание султана открыть рыцарю Джону свою жизнь, оставалось для меня неразрешимой загадкой. Ломая над ней голову, я вернулся к кафирам. Вино было выпито, сыр съеден. Не похоже, что воины все еще остерегались каких-то бесовских козней. Однако они молчали, прислушиваясь к темноте и, видно, ожидали новых чудес, а приглушенные голоса доносились только с той стороны, где во мраке толпились оруженосцы.

Я с напускной веселостью сообщил воинам, что чудес до рассвета больше не предвидится, а потому пора в путь.

Мы оставили Эммаус. Воины часто оглядывались, но как только мы выехали на дорогу, все огни в Эммаусе разом погасли. Конечно, кафиры вновь несказанно удивились. А вскоре, к моему собственному удивлению, рыцарь Джон обратился ко мне с просьбой:

— Султан появился и исчез, как призрак. Нелегко служить призраку. Об этом великий султан сам предупреждал меня… Дауд, ты можешь рассказать мне о нем? Как он родился, как возрастал, как достиг могущества…

— Могу начать прямо сейчас, — сказал я.

— Начинай, Дауд, — повелительно сказал рыцарь Джон. — Уверен, что от твоего рассказа на душе сразу станет теплее, а вокруг развеется эта непроглядная тьма.

* * *

В ту ночь, когда будущий великий султан Юсуф ибн Айюб, названный «Благом Веры»[50], собрался, по воле Аллаха в трудный путь из материнского лона в земную жизнь, дабы славно послужить Всемогущему, его отец Наим ад-Дин Айюб поспешно собирался покинуть вместе с семьей свой дом в крепости Такрит что находится на правом берегу реки Тигр. Он отправлялся в Мосул, на службу к атабеку Имаду ад-Дину Зенги, могущественному властителю северных областей Сирии, который первым возвратил в пределы дар аль-Ислама часть земель, захваченных кафирами-крестоносцами[51].

То было смутное время. Если бы воины Ислама объединились, то они смогли бы за шесть дней завоевать все поднебесные земли, а на седьмой день отдохнуть от благих трудов. Однако султаны, атабеки и эмиры тратили силы в междуусобицах, и каждый старался доказать, что именно он поставлен властителем над всеми единоверцами. Иерусалимское королевство христиан представлялось в ту пору огромной скалой, упавшей с небес на священные земли в назидание тщеславным гордецам.