Сухарева башня - [42]

– Я с ним не знаком, – сказал Опалин.

– Это неважно. Услышишь, что тебя искали от Бедного, – значит, от меня.

– И что мне тогда делать?

– Перезвони по телефону 4–33–60. Это мой номер.

– А если у тебя соседи к телефону подойдут? Что я им скажу?

Авилов усмехнулся и поднялся с дивана.

– Никто не подойдет. У меня отдельная квартира.

– Счастливый ты человек! – не удержался Иван. Сам он об отдельной квартире мог только мечтать.

Игрок пристально поглядел ему в лицо, словно подозревая, что собеседник хотел каким-то образом его задеть, но понял, что тот выразился без всякой задней мысли, и стал одеваться.

– На всякий случай напоминаю тебе, – негромко проговорил Авилов, натягивая щегольские заграничные перчатки. – Нигде мое имя не упоминать, никак и ни при ком. Ясно? Иначе нашему сотрудничеству конец.

– Ясно, – кивнул Опалин. – Проводить тебя до остановки?

– Я на моторе, – коротко ответил игрок. (Это означало на автомобиле.)

– А, ну… Хорошо.

Иван проводил своего гостя до выхода из квартиры и затворил за ним дверь. Как это часто бывает, когда он остался один, ему стало казаться, что он поторопился, доверившись совершенно незнакомому, непредсказуемому и, может быть, опасному человеку. «Труп в подворотне… И Авилов здесь… Не может быть, чтобы это никак не было связано, – тут он похолодел. – А что, если он заговаривал мне зубы, а сам убил того мужика и подбросил мне нож?»

Вернувшись к себе, Иван обыскал всю комнату, но ровным счетом ничего не нашел. Никто не покушался даже на заначку в 43 рубля, предусмотрительно запрятанную в нижний ящик стола. Впрочем, чутье подсказывало Опалину, что даже одна перчатка его гостя стоит дороже.

«А Стрелка он все-таки ненавидит, – думал он, вспоминая, какое лицо стало у Авилова, когда он говорил, что за Ларионом числится должок. – Это точно. Может быть, что-нибудь у нас и получится… Черт возьми, как есть хочется! Замотался я совсем и поужинать забыл… Постучусь-ка я к Зинке, авось сжалится и даст чего-нибудь пожевать. Интересно, кто же все-таки зарезал подручного Ярцева?»

Глава 18 Вечер, ночь и утро

Опалину не повезло. Зинку он у себя не застал, зато другой сосед зазвал его на празднование свадьбы этажом ниже. Иван отнекивался, уверял, что ему неудобно, а когда опомнился, уже сидел среди других гостей за столом со стаканом в руке (праздновали по-простому, без рюмок) и громче всех кричал «горько». Принятый на голодный желудок алкоголь оказал потрясающее действие: Опалин вдруг понял, что мир прекрасен, как и все люди без исключения. Потом он порывался петь, потом горячо доказывал кому-то, что работа угрозыска самая важная на свете, а потом…

Наутро он проснулся у себя в комнате от дикой головной боли. Лежать ему было неудобно, он заворочался и вскоре обнаружил, что его уложили на неразобранную кровать поверх покрывала, и вдобавок ногами в сапогах на подушку. Бормоча разные слова, которым тут не место, Опалин кое-как принял сидячее положение. В голове трещали, кувыркались, взрывались и лопались фейерверки, как на праздновании дня революции, и вдобавок кто-то очень упорный безостановочно бил в барабан – точно в такт ударам сердца.

– О-хо-хо, – проныл кто-то поблизости. Иван вслушался в незнакомый голос и с изумлением понял, что говорил он сам.

– Как же так… – простонал он.

Тут память услужливо подсунула ему картинку, как он пьет с женихом самогон, потом вино, потом водку. Иван сжал руками голову и закрыл глаза. Пива, кажется, не было. Или было?

– Какое сви… – начал он.

Но слово «свинство» осталось неоконченным. Он вспомнил, что в пальто у него осталось оружие, что у беспомощных агентов угрозыска его частенько уводят, и потом можно нарваться на такие неприятности, что мало не покажется. Опалин встал с кровати, качнулся к вешалке, на которой висело пальто, и чуть не свалился. Кое-как, цепляясь за мебель, он добрался до двери и ощупал карманы пальто. Браунинг был на месте, равно как и граната. Иван так обрадовался, что даже голова у него стала меньше болеть – правда, самую чуточку.

– Больше никогда… – пробормотал он.

Но какой смысл имело давать обещания в его нынешнем жалком положении? Кое-как он добрался до ближайшего стула, сел и закрыл глаза.

Труп в подворотне. Авилов. Надя. Он же обещал Наде сходить с ней в кино! Уже сегодня! Но куда он пойдет в таком виде?

«Нет, это вечером… – вяло думал Опалин. Мысли ворочались в голове, как большие камни, с трудом. – До вечера я… успею. При-ве-ду… в порядок. Себя, – усилием воли он дожал мысль до конца. – Хорош! Надрался… Было бы… из-за чего. Вот Авилов… Он, небось, человек культытный. Куль-тур-ный, – поправил себя Иван. – Небось, даже самогону не пьет… А пьет он, наверное… – Опалин задумался, – будель… дубель… доппелькюммель, вот! – он и сам хорошенько не знал, что это за доппелькюммель такой и откуда он взялся, но слово было изломанное, заковыристое и очень шло игроку. – И не нади… нади… надирается…»

Он посидел на стуле, страдая, потом открыл глаза и стал вставать. Кое-как ему удалось принять стоячее положение, и он пополз к двери – опухший, взлохмаченный, с набрякшими веками, несчастный.