Суета сует - [10]

12 марта 1980 г.

На Барбадосе. Вечером обсуждаем тему биографий (к этому нас побудила книга Чарльза Осборна[46] об Одене), и, если уж на то пошло, какой может быть биография Гарольда. «Какая мрачная тема», — говорит он. Я так не считаю. С одной стороны, я не представляю себе, что кто-то из моих знакомых может умереть; с другой — для меня биографии (умерших) — вопрос профессионализма, а не эмоций; если уж что-то делать, то делать хорошо.

26 мая

Время работы — у Гарольда. Мы в Дорсете, на съемках «Любовницы французского лейтенанта»[47]. Рейш и его жена остановились на молочной ферме, где Джон Фаулз написал свой роман; там же расположились Джереми Айронс и мастер Сэм Айронс[48], восемнадцати месяцев от роду. На следующий день начинаются съемки, а после съемок мы обедаем с Фаулзом. Обсуждаем письма поклонников: они просят профессионального совета. Вот короткий совет Фаулза: «Кому приходит в голову спрашивать, как быть писателем, тот никогда им не станет». Мой совет — замужним женщинам, жаждущим стать «писательницей как вы»: «Нужно быть очень, очень эгоистичной». Без сомнения, если эти женщины последуют моему совету, от их благополучного семейного уклада не останется и следа.

Часть вторая

Глава девятая Образы творчества

Жизнь с Пинтером-писателем была полезным опытом, поскольку вел он себя в точности так, как нередко ведут себя художники в книгах, но куда реже — в реальной жизни. Писал он только в тех случаях, когда на него находило внезапное озарение, когда возникал какой-то образ — так он это объяснял. Образ мог прийти к нему когда угодно и где угодно — в такси, в баре, поздней ночью, когда, сидя за письменным столом, он смотрел из окна на уличные фонари, прошивающие темноту. Пару раз Гарольд попросил и меня записать фразу или выражение. В то же время он трудился над своими произведениями много и кропотливо. Бывало, он быстро набрасывал стихотворение или пьесу, но потом начинался долгий процесс переделок и шлифовки. Например, чтобы завершить работу над одним стихотворением, ему потребовался целый год.

Кроме того, Гарольд был уверен, что его герои начинают жить своей жизнью, и к этому нужно относиться с уважением. Я вспомнила об этом много лет спустя, когда узнала о случае с Пушкиным, произошедшим во время создания «Евгения Онегина»: «Представьте, какую штуку удрала со мной Татьяна, — сказал он одной княжне за обедом. — Она замуж вышла. Этого я никак не ожидал от нее». Вот и Гарольд верил в автономное существование Эммы и Рут, Херста и Спунера.

Я стала замечать, что абсолютная серьезность, с которой Гарольд относился ко всем своим занятиям, начала распространяться и на чтение. Не то чтобы он вовсе не читал, чтобы расслабиться (впрочем, допускаю, что журналы по крикету он не относил к категории легкого чтива). Однако он так много внимания уделял каждой книге, что его уже не привлекали такие чудесные жанры, как триллер и детектив, помогавшие мне коротать часы досуга. Гарольд не понимал умонастроения человека, с нетерпением ждущего, когда выйдет очередной триллер Ли Чайлда[49]. Как-то раз в Нью-Йорке мы обедали втроем с Бобом Готлибом[50]. Всю дорогу мы с Бобом разглагольствовали о достоинствах романистки Джоанны Троллоп[51], а Гарольду было попросту нечего добавить (хотя он восхищался магнетизмом личности Троллоп).

Так или иначе, когда Гарольд, скажем, ставил пьесы или писал сценарии, он тщательно соблюдал график (тот, что установил себе сам). С готовностью читал свои произведения вслух — в первую очередь мне, а потом и всем, кто приходил к нам в гости. Игра в бридж, столь им любимая, тоже могла закончиться чтением, как, например, в тот день, когда умер Джо Брирли, его старый учитель английского в «Хэкни-Даунс»[52]. Гарольд, сознававший, что многим обязан поддержке Джо — и как актер, и как любитель литературы, — написал стихотворение, едва узнав о его смерти. Я помню наши чувства в тот вечер, когда он прочитал стихи вслух Кристоферу и Джайле Фолкус[53].

12 марта 1981 г.

На Всемирном дне писателя, проводившемся ПЕН-клубом, я сидела рядом с Марио Варгасом Льосой: его привлекательные, лошадиные черты лица и ослепительная улыбка произвели на меня самое приятное впечатление. Поэтому когда он сказал, что восхищается творчеством Гарольда, «особенно пьесой ‘Кто боится Вирджинии Вулф?»’ (вообще-то ее написал Эдвард Олби), я ответила только: «Вот как?» — а менее привлекательного мужчину поставила бы на место.

26 декабря

Гарольд написал пьесу, одноактную, в ее основе — идея книги Оливера Сакса. Я нахожу пьесу очень интересной, очень искусно написанной. Он читал ее мне, пока я принимала ванну. В доме всегда такая волнующая атмосфера, когда Гарольд пишет. И он сам так счастлив.

23 марта 1982 г.

К нам на ужин пришли Салман и Кларисса Рушди[54]; у нее романтичная кельтская внешность. Под конец вечера я начинаю клевать носом. Гарольд спешит объяснить это гостям и рассказывает свою излюбленную историю: как я заснула, пока он читал мне свои записи в наш первый вечер на Лонстон-плейс. Кларисса живо: «О да, когда мне не заснуть, я прошу Салмана мне почитать».