Судоверфь на Арбате - [8]
И вдруг байдарка соседа резко взмывает почти над головой в шуме рассекаемой волны.
У самого устья Шелони ветер усилился, налетевший шквал почти прижал байдарки к тростникам. Огромные пенные валы, разгулявшиеся на просторе озера, несли небольшой наш флот вверх по реке, в нижнем своем течении еще весьма широкой.
Вскоре прошли Шимск.
Александр Сергеевич выбрал наконец место ночлега. После унылых тростников крутой песчаный откос, поросший старыми соснами, показался настоящим раем. Даже здесь слегка покачивало, болели руки и плечи, но и байдарки, и все многочисленное имущество легко забросили на высокий берег.
Как приятно осознавать, что позади десятки километров шквалистого, неприветливого Ильменя, однообразного озерного плавания — машешь веслами, а кажется, что не двигаешься с места. Зато впереди веселые речки, и хоть пока против течения — справимся.
Палатки уже расставлены живописной стайкой. Их старенький брезент защищен от непогоды могучими кронами вековых сосен. Рядом песчаная дорога, а за ней молодой сосновый лесочек, откуда девочки принесли целое ведро настоящих маслят. Вон сидят чистят. Над костром многообещающе поднимаются запахи тушенки и всякой прочей снеди. Костя притащил из леса сухую, вывороченную, видимо, зимой с корнем, средней величины сосну, и сейчас они с Филимоном конструируют что-то вроде большой скамьи.
Небо на западе заметно посветлело, изредка сквозь бледные тучи пробивалось голубое. На восток грядой уходили тяжелые синевато-серые тучи. На их фоне странно белели два-три небольших облачка. Грандиозная картина какой-то сложной погодной перестройки, по-видимому, в нашу пользу.
Александр Сергеевич закрылся в своей палатке. Он сейчас наверняка заполняет страницы путевого журнала. Такая у него привычка — отмечать все события минувшего дня. А ведь вчера на островке, готовом в любую минуту уйти под воду, такой возможности не было. Значит, надо писать и за тот день.
Вскоре палатка раскрылась, и Александр Сергеевич радостно объявил:
— Друзья, барометр ползет вверх! — и вдруг спохватился: — Только тихо, не спугните…
Тут я должен сказать, что раньше в метеорологии мы разбирались слабо. Нельзя также утверждать, что в экспедиции мы детально изучили причины и характер тонкостей тех или иных атмосферных явлений — этого до сих пор не смог сделать даже Гидрометцентр, однако от интонации, с которой Александр Сергеевич сообщал нам о каком-нибудь изменении в природе, наше настроение опускалось или поднималось, подобно стрелке корабельного барометра-анероида, тускло сиявшего начищенной медью в глубине его палатки.
Вообще любовь Александра Сергеевича к изучению и предсказанию погоды можно считать его второй страстью. Первая — это, конечно, байдарочные походы. Увлечения эти связаны, но погода интересовала Александра Сергеевича в любое время года, выдавая в нем коренного москвича. Впервые такую особенность москвичей подметил и описал абхазский мальчик, приехавший в столицу сдавать экзамены в институт и оставшийся затем в Москве, как он уверяет, для изучения некой странной, необъяснимой тяги москвичей к предсказанию погоды.
Этот мальчик вырос, закончил институт и сделался известным писателем, которого очень любил Александр Сергеевич. Имя его — Фазиль Искандер. Мне кажется, что, если бы им удалось встретиться за чашкой чая, Александр Сергеевич смог бы удовлетворить здоровое любопытство молодого горца. Во всяком случае, за длительную палаточную жизнь мы не раз слышали предсказания погоды, порой даже на несколько суток вперед, зачастую сбывающиеся полностью.
Были у нас и свои приметы: если Александр Сергеевич напевал арию мадам Баттерфляй, то ожидалась хорошая погода. Но нередко Александр Сергеевич зловещим голосом сообщал о наличии, например, конвективной облачности. Мы смотрели наверх: облака как облака. Чаще всего замечания такого рода Александр Сергеевич делал утром, когда необходимо было срочно собраться и выйти на воду:
— Друзья мои, ветер заходит на запад, барометр падает, поэтому надо сегодня пройти побольше.
И мы знали, что завтра утром нос из палатки не высунешь.
Как-то в походе произошел такой случай. Однажды Александр Сергеевич увидел, как он выразился, «два ложных солнца». Впереди райцентр Ляды. Там намечались кино и банька. И вдруг — эти солнца. По мне что — хоть десять, но Александр Сергеевич терпеливо объяснил, что это явление природы — оно называется «гало» — неизбежный предвестник плохой погоды.
Невозможно думать о холоде, дожде, когда перед тобой серебрится на солнце река, а ты лежишь на теплом песочке. Наполовину вытянутая на берег байдарка терпеливо ждет, когда ты твердой рукой направишь ее в струю и замелькают справа и слева рощицы, песчаные отмели, стада коров, мызы…
Действительно, вверх и вниз от солнца шел такой световой столб, который оканчивался яркими пятнами, как будто на небе одно над другим висели три солнечных диска.
В этот день прошли около пятидесяти километров — своеобразный рекорд — и расположились на ночлег немного выше Ляд. На следующий день утром стояла прекрасная погода, лишь горизонт заволокло легкой дымкой. Слава весело поглядывал на Александра Сергеевича и как бы невзначай покашливал. Но тот оставался невозмутимым. Вышли, преодолели небольшой порог перед Лядами и остановились около моста. Дежурные пошли подкупить хлеба. Вот тут-то все и началось. Полило так, что отказались от идеи поставить лагерь на берегу, а послали Костю договариваться с районными властями и в конечном счете провели пару дней в гостеприимном поселке, в помещении местной начальной школы возле круглой голландской печи…
