Судоверфь на Арбате - [4]
Новгород был залит утренним солнцем. В легкой дымке рисовались софийские купола да флюгера на башнях Детинца — Новгородского кремля. Костя Соколов куда-то исчез, а через полчаса прикатил на грузовике, который подбросил все наше барахло на самый берег Волхова. Вообще у Кости это здорово получалось — я ему просто завидовал. Так, по-свойски подойдет:
— Шеф, за пару рубликов нас к Волхову подбрось, а?
И пожилой водитель, который Косте не то что в отцы — в деды сгодился бы, с уважением на Костю поглядит да еще закурить предложит.
Но Костя не курил. С младых, как говорится, ногтей занимался он спортом: и парусом, и борьбой, и в боксе знал толк. В нашей группе был он физоргом, хотя охотно выполнял и различные хозяйственные поручения, например связанные с поиском транспорта, без которого не справиться с многочисленным экспедиционным имуществом.
Уже собрали и даже загрузили байдарки, и тут выяснилось, что отходить мы не можем. Дело в том, что ленинградские кинематографисты, прознав о нашем путешествии, загорелись заснять все его этапы в наиболее драматических ситуациях. Первый сюжет такой: группа отважных московских школьников во главе со старым «волком» древних водных путей отправляется в неизведанные дали, овеянные седой стариной. Впереди их ждут трудности, которые они, естественно, успешно преодолеют. А сейчас будущие герои на своих утлых, но надежных суденышках проходят мимо башен и стен старинного города.
Через час-полтора наконец появился тонконогий, в длинных шортах оператор по фамилии Глясс. Он на ходу выпрыгнул из резвого «газика», надел темные очки, сложил руки перед глазами домиком и потребовал, чтобы мы, не теряя ни минуты, отходили от берега. Когда все уже сидели в байдарках, слегка подгребая, чтобы не сносило течением, Глясс погрустнел, посмотрел зачем-то на солнце, окончательно расстроился и, опустив плечи, направился к своему «газику», приговаривая, что все это никуда не годится.
Пришлось снова вылезти на берег. Оказалось, что экипажи в байдарках сформированы неверно. Тут надо сказать, что Александр Сергеевич с нашей учительницей истории, археологом Евгенией Владимировной, готовя группу к напряженной полуторамесячной экспедиции, долго ломали головы, создавая Экипажи, в которых учитывались бы физические способности ребят, их техника гребли и выносливость, наконец, просто психологическая совместимость.
— Где это видано?! — кричал возмущенный оператор. — Я ведь снимаю на ценную цветную пленку! А вон та девочка, нет, нет — вон та, в оранжевой майке, сидит в лодке зеленого цвета. Нет, товарищи, это — без-вку-си-ца!
Цвет ему, тонконогому, не нравился. Всем желающим было предложено сложить руки перед глазами домиком и на личном примере убедиться, какая это безвкусица. Я тоже смотрел.
Александр Сергеевич стоял в стороне и саркастически улыбался:
— Ну, други мои, по коням — мы уже потеряли полдня. Альберт Анатольевич, рассадите ребят в соответствии в цветовой гаммой. Сегодня мы сделаем для вас исключение.
Через некоторое время было сформировано необходимое цветовое пятно, мы дружно взялись за весла, солнце заиграло наконец на наших мужественных лицах, и мы тронулись вверх по Волхову к Ильмень-озеру.
Глясс тем временем вскочил в свой «газик», прицелился объективом, опять огорчился, махнул рукой, лягнул шофера, «газик» рванул с места и запрыгал по берегу древнего Волхова, то обгоняя, то отставая, а желчный оператор в длинных шортах, вцепившись побелевшей рукой в борт автомобиля, фиксировал для потомков первые сотни метров нашего беспримерного пути. Наконец Глясс лягнул шофера вторично, и автомобиль, подпрыгнув на ухабе, исчез в облаке пыли. Я облегченно вздохнул, почувствовав, что все это время меня не оставляла какая-то скованность и напряженность — мы не изучали систему Станиславского.
Но радость эта оказалась преждевременной: навстречу неслась мощная моторка, на носу которой, уцепившись длинной волосатой ногой за комингс[1], скрючившись, укрепился Глясс, сжимая твердой рукой кинокамеру с цветной пленкой. Пронесшись сквозь редкий строй байдарок, лодка развернулась, и недовольный оператор заснял нас сначала на фоне Детинца, а затем — белоснежных арок торговой стороны.
На прощание моторка сделала «поворот на пятке» перед носом головной байдарки, загрузив при этом в нее изрядную порцию воды. Вот тут-то мы смутно стали догадываться, а в последующие трудные и напряженные дни поняли, что Глясс нас «сгляссил».
Солнце активно укрепляло наш пока еще хилый загар. Новгород остался позади. Все чаще ветер доносил запахи большого водоема — впереди Ильмень.
Остановились около Юрьева монастыря. В свое время он перекрывал путь недругам Господина Великого Новгорода со стороны Ильменя. С высоты монастырской кручи открывался вид на озеро. Александр Сергеевич повел ребят осматривать монастырь, а заодно выяснить, как волна.
На самой высокой точке Александр Сергеевич извлек из кожаного чехла старинную медную подзорную трубу, растянул ее колена и припал к окуляру. Мы благоговейно ждали. В этот момент он напоминал капитана пиратского брига: сутуловатая фигура в тельняшке, загорелые крепкие руки, голова повязана красной косынкой, над орлиным носом аскетического лица тускло поблескивает медью подзорная труба. Общее впечатление несколько портили полукеды фирмы «Красный треугольник», никак не напоминавшие пиратские ботфорты, да и висевший на шее фотоаппарат, с которым Александр Сергеевич никогда не расставался.
