Судьбы и фурии - [20]

– Дикари! Совсем голову потеряли! Приглушите музыку!

Слова Матильды подействовали, звук приглушили, а окна в сад закрыли. В любом случае окна, выходящие на улицу, давали больше прохлады.

Однако день был в самом разгаре, и очень скоро все снова заговорили, заулыбались, а звук поднялся на одну отметку.

– …уже пахнет революцией. Восточная и Западная Германия воссоединяются, и это просто невероятный шанс для капиталистов…

– Элен Сиксу сексуальна. Симона де Бовуа, Сьюзан Сонтаг.

– Феминистки в принципе не могут быть сексуальными!

– …одиночество лежит в основе человеческого существования.

– Циник! Ты говоришь это, а сам тусуешься в оргиях!

Сердце Лотто прыгало в груди, точно большая лягушка. Мимо него стремительно пролетели складки голубой юбки Матильды. Неистовая лазурная львица. Ее волосы завитком крема спадали на ее левую грудь, в эту минуту она казалась ему воплощением всего самого лучшего на этом свете. Он потянулся к ней, но она вдруг развернула его к входной двери. Та была открыта, и в дверном проеме стоял кто-то очень маленький. Вот это да! Его сестренка Рейчел, в комбинезончике и с хвостиками, тряслась с головы до ног, глядя на алкогольно-хохочущую сигаретную вакханалию с ужасом крошечного баптиста. Ей же всего восемь лет! На шее у нее висела крошечная бирка, а за спиной у девочки стояла супружеская пара средних лет в одинаковых лыжных ботинках и мрачно оглядывала происходящее.

– Рейчел! – вскрикнул Лотто, подхватил сестренку и втащил ее в комнату. Толпа расступилась, целующиеся разлепились. По крайней мере, в этой комнате.

О том, что происходило в спальне, лучше вообще не знать. Матильда забрала Рейчел из цепких объятий Лотто. До этого они виделись всего один раз – несколько недель назад, когда тетушка Лотто привезла девочку на церемонию вручения дипломов. Рейчел сжимала в кулачке изумрудный кулон, который Матильда, в приступе великодушия, подарила ей в тот день за обедом.

– Ты как здесь оказалась? – по очереди спрашивали ее Лотто и Матильда, стараясь перекричать шум.

Рейчел немного отодвинулась от Матильды – от нее пахло потом. Матильда часто повторяла, что от дезодоранта можно заработать болезнь Альцгеймера, а от туалетной воды у нее начиналась крапивница. Когда малышка заговорила, у нее на глазах выступили слезы.

– Лотто, ты меня приглашал?

Она ничего не сказала ему про то, что три часа ждала его в аэропорту, пока какая-то пара лыжников не сжалилась над плачущим ребенком и не отвезла, куда надо.

Тут-то Лотто и вспомнил, что Рейчел действительно должна была приехать, но день, когда именно это планировалось, вылетел у него из головы почти сразу, как только он поговорил с Салли и повесил трубку. Он даже забыл сообщить о приезде Матильде, которая находилась в тот момент в соседней комнате. Горячая волна стыда поднялась у него в груди, когда он представил, сколько страха пережила его сестренка, пока стояла у багажной ленты и ждала его, Лотто. Вот черт. А если бы к ней пристал какой-нибудь ненормальный? Что если бы на нее наткнулись не эти домоседы в банданах, увешанные карабинами и уже вполне довольные и смеющиеся, потому что на них нахлынули воспоминаниях о собственной молодости и вечеринках, а какой-нибудь педофил? Сцены детского рабства: Рейчел, драящая пол на коленках и спящая в картонной коробке под чьей-то кроватью, – пронеслись у него в голове.

Ее маленькие глазки были красными – похоже, она долго плакала. Должно быть это невероятно страшно – проделать весь путь от аэропорта до дома в компании чужих людей. О, только бы она не рассказала обо всем ма – тогда та разочаруется в нем еще больше. Лотто до сих пор клокотал от гнева при воспоминании обо всех тех словах, которые она сказала ему в последний раз. Но сейчас Рейчел так крепко обнимала его за пояс, что все остальное потеряло смысл. Да и шторм, бушевавший на лице Матильды, сошел на нет. Он явно не заслуживает таких женщин. Рядом с ними все казалось правильным.

[Или не очень.]

Небольшое совещание шепотом, и они приняли решение – вечеринка пусть продолжается, а они пока сводят Рейчел пообедать в кафе за углом. В девять часов они уложат ее спать и выключат музыку. И все выходные посвятят ей.

Сначала бранч, потом они сходят в кино – и попкорн, обязательно попкорн! – а потом можно будет прокатиться в «Шварц»[9] и потанцевать на гигантском фортепиано.

Когда Рейчел наконец взглянула на собравшихся, тут же подметила невысокого темнокожего парня – Сэмюель? – который выглядел глубоко уставшим и без умолку говорил о своей важной работе – в банке или где-то еще. Как будто так сложно обналичивать чеки и отсчитывать сдачу. Рейчел с легкостью могла бы делать все это, а ведь она училась только в третьем классе. Она украдкой вытащила конверт, который приготовила еще дома, и быстро засунула брату в задний карман. Она уже представляла его лицо, когда он его откроет: шесть месяцев она откладывала карманные деньги, получилось почти две тысячи долларов. Невероятные карманные деньги для восьмилетней девочки. На что бы она их потратила? Ма была бы в ярости, но Рейчел уж больно прикипела душой к Лотто и Матильде, и ей было ужасно жаль, что их отрезали от семьи только потому, что они поженились. Как будто отказ от наследства мог их остановить: эти двое были созданы друг для друга. Они как две ложки из набора! Но все равно, им же нужны были какие-то деньги. О чем можно было говорить, достаточно только взглянуть на это маленькое темное логово, даже без мебели! Рейчел никогда не видела такого унылого и пустого места. У них не было ни телевизора, ни чайника, ни ковра. Вот, значит, как выглядит бедность. Она снова влезла между Матильдой и старшим братом, стараясь держаться поближе к Лотто, потому что от него пахло лосьоном, а от Матильды – тренажерным залом, где обычно проходили встречи ее отряда девочек-скаутов. Ох, даже дыхание сбивается. Но, по крайней мере, страх, сковавший ее в аэропорту, испарился, затопленный теплой волной их любви. Люди, собравшиеся здесь, были ужасно развязными и пьяными. Количество ругательств, срывавшихся с их языков, потрясало. Антуанетта внушала своим детям, что вслух ругаются только идиоты. Лотто никогда не ругался. Похоже, они с Матильдой были как раз теми самыми, правильными взрослыми. Когда она вырастет, то будет такой же, как они, будет жить по законам морали, чисто и честно, ради любви. Она еще раз взглянула на человеческий вихрь, залитый лучами заходящего июньского солнца, стиснутый в душной маленькой квартирке, на всю эту выпивку и грохочущую музыку. Пожалуй, это то, чего бы и она сама хотела от жизни: красоты, дружбы и счастья.