Судьба турчанки, или времена империи (триптих): Призрак музыканта, Врач-армянин, Я целую тебя в губы - [158]

Мне нравится, как мой мальчик играет в шашки с Илией. Он знает, что Илия болен и ему нельзя перенапрягаться умственно. (Это мы с Большим Лазаром так решили.) Маленький Лазар так серьезно поддается, личико такое открытое, захваченное этой серьезностью... Илия спокойно передвигает кругляшки. Вот мальчик решил, что теперь можно и выиграть один раз. У него такое открытое личико, все читаешь, все видишь... Но флегматичный Илия не позволяет ему выиграть... Лазар опять задумался и нахмурил бровки... мое кисонькино солнышко... И развеселился, что можно играть без притворства... Такая мелочь, а глазки засияли... Моя радость!.. Вот теперь оба сосредоточенно, серьезно играют, и получают удовольствие... Но теперь Маленький Лазар совсем вырос, личико уже не такое открытое, это выражение подростковое ироническое появилось, и все за ним он прячет, и только проглядывает эта его милая прелесть... Но так и должно быть... И через это надо пройти...

Я закутываюсь с головой...

Вот что... Я скажу... Сейчас... Все-таки... Я ведь о моем муже говорю... Дело в том, что... Лазар не может, когда это... презерватив... Ему становится плохо, он не испытывает наслаждения... В сущности, и я не могу, когда так... и не хочу, чтобы он... Но тогда последствия... Ведь на много детей и денег неоткуда взять... Впрочем, это природа... Мне приходится терпеть боль из-за этих последствий; а у него, например, гастрит на нервной почве, тоже больно...

Но мне кажется, что теперь он совсем выздоровел; и стал такой красивый... С тех пор, как он знает, что я серьезно больна... Душа его полнится надеждами... Бедный мой Лазар !.. Он стыдится... Он ждет... Ждет, когда я умру... Мечтает о свободе, о красоте... Стал такой мягкий с детьми... Никаких замечаний им не делает... Только ласкает и улыбается как-то рассеянно и стыдливо... как будто бы уже это чужие дети... Ничего... Софи о них будет заботиться... Они вырастут... Я на него не сержусь... Интересно, как он представляет себе свою новую жену; с какими глазами, с какой фигурой, и о чем она говорит с ним в его воображении... Теперь я спокойна... Спокойно люблю его... Это Лазар... Лазар...

Откуда мне приходит в голову такая грязь?.. Просто тошнит от самой себя... А!.. Я плохая, низкая, я обманщица... И все остальное... У меня грязное подсознание...

Когда мне было двенадцать лет и у меня впервые сделались менструации, я сказала матери, потому что испугалась, подумала, что это болезнь. Я мало любила мать и не склонна была делиться с ней своими мыслями и чувствами, но болезни — это что-то бытовое, как хождение за покупками или мытье посуды, об этом надо было матери сказать... Мать объяснила, что теперь это будет каждый месяц... Я почувствовала себя скованной, униженной... Взяла в библиотеке книжку о женской физиологии и испытала еще большее отвращение. Зачем эти мерзкие рисунки и медицинские термины и советы имеют отношение ко мне?.. Одна мысль о том, что я могу быть такой, как те замужние женщины, которых я видела вокруг, приводила меня в какой-то тоскливый ужас... Когда мне исполнилось шестнадцать лет, мама заговорила с отцом о моем будущем; она считала, что надо иметь профессию, но не обязательно иметь высшее образование... Она сказала, что меня могут и не принять в университет, и что высшее образование совсем не помогает выйти замуж... Лучше мне поступить на курсы какие-нибудь и, например, стать машинисткой... Отец как-то вяло возражал, что если я думаю, что у меня есть способности, пусть я поступаю, куда хочу... Помню еще, как я сказала матери, что боюсь замужества, потому что мне неприятно смотреть на женщин в положении... Мать рассердилась и сказала, что я дурочка и что самое худшее — это быть старой девой... Я спросила, почему... Она закричала нервно, что я — сумасшедшая, и ударила меня по щеке... Я равнодушно ушла во двор... Тогда я стала увлекаться христианством; мне, впрочем, нравился именно аскетизм, обет безбрачия... Но мне не нравились церкви, священники, иконы... Я не хотела подкрашивать лицо, красиво одеваться; я видела в этом что-то лживое и грязное...

С тех пор много времени прошло, у меня родились дети, я испытала много женских недомоганий, но не могу сказать, чтобы это все помешало моей духовной жизни, а в юности я именно этого боялась... И когда надо идти на люди, я стараюсь одеться прилично и подкрашиваюсь, но я знаю, что делаю это не для того, чтобы кого-то соблазнить, а просто чтобы быть похожей на всех остальных женщин...

Я думала, что мои родители должны полюбить Лазара... Но они отнеслись к нему равнодушно, и Лазар не испытал к ним особой приязни... Свадьбы у нас не было... Мы оба не представляли себе, как соберутся за одним столом наши родственники; то есть мы это представляли себе каким-то ужасным пошлым зрелищем... Родители дали мне денег. Лазару тоже родственники собрали денег и подарили ему сберегательную книжку... Все эти деньги были нам не без пользы... Я думала, что моя мать должна быть благодарна Лазару за то, что он женился на мне... Мне это казалось таким чудом, что мы с ним соединились... Но мать вовсе не была благодарна, она сказала, что выходить замуж надо за человека своей национальности... Конечно, умом я понимала, что у Лазара есть национальность, но я чувствовала совсем другое... Лазар не такой, как другие люди... Разве можно говорить, что святой Лазар — еврей из деревни Вифания или считать Кришну — индусом?..