Судьба «румынского золота» в России 1916–2020. Очерки истории - [44]

. Смысл предложения Диаманди сводился к тому, что румынская сторона готова была к переговорам с Россией об урегулировании общей границы. Бессарабия при этом должна была остаться в составе Румынии, но вопрос о ценностях следовало обсуждать отдельно, с учётом денежных претензий России к Румынии. Литвинов, в свою очередь, подчеркнул, что российская делегация готова встретиться с румынами, но при условии, «чтобы никакие вопросы, разъединяющие нас, не были заранее исключены из программы конференции»[339]. В ответ на предложение советского правительства принять участие в Московской конференции по сокращению вооружений[340] румынский министр иностранных дел Ион Дука заявил, что первым шагом к соглашению по этому вопросу должно стать признание существующих границ, а это, по сути, означало бы признание Бессарабии за Румынией. Советское правительство резко отвергло позицию Румынии [341]. 27 октября 1922 г. в ноте правительства РСФСР правительству Румынии подчеркивалось, что «никакие отношения с Румынией не будут возможны, пока Румынское правительство не пойдет на предполагаемую конференцию без выставления каких-либо предварительных условий»[342].

20 декабря 1922 г. Дука, находившийся в Лозанне на международной конференции по вопросу о режиме судоходства в черноморских проливах (20 ноября 1922 г. – 24 июля 1923 г.), телеграммой сообщил Брэтиану о содержании разговора Диаманди с Чичериным. Из разговора следовало, что Чичерина весьма беспокоил вопрос, «как бы Румыния не оказалась орудием враждебных намерений союзников на суше и на море»[343]. Чичерин вновь вернулся к вопросу о заключении пакта о ненападении на два года или на пять лет и об урегулировании спорных проблем между обеими странами, в частности, вопроса о Бессарабии. По информации Диаманди, Чичерин предложил:

1. Признание Бессарабии в обмен на ценности и драгоценности Короны, полная ликвидация взаимных финансовых претензий;

2. Урегулирование других нерешённых вопросов.

Следствием этим мероприятий могло стать заключение пакта о ненападении на суше и на море. При этом Чичерин дал понять, что «его предложения носят предварительный характер, так как он должен согласовать их со своим правительством»[344]. Однако уже в сентябре 1923 г. Чичерин писал в Политбюро ЦК РКП(б), что в дальнейших переговорах, в том числе и по вопросу о судоходстве по Днестру, «мы будем избегать всего, что может быть истолковано как признание Днестра границей» [345]. Чичерин пояснил, что и заключение с Румынией какого-либо соглашения о судоходстве по Днестру было бы «фактически равносильно признанию Днестра границей»[346]. Тогда же он информировал наркома внешней торговли СССР Л.Б. Красина, что при заключении торговых отношений с Румынией «надо избегать всего того, что может быть понято как закрепление Бессарабии за Румынией»[347]. Ранее, в ноябре 1922 г., двусторонняя советско-румынская комиссия приняла «положение о мерах и средствах, имеющих целью предупреждение и разрешение конфликтов, могущих возникнуть на реке Днестре»[348]. При этом река Днестр рассматривалась советским правительством как временная демаркационная линия[349]. Как подчёркивал в связи с этим заместитель наркома М.М. Литвинов, «все проникающие в иностранную прессу сведения о том, что будто бы подписанием этого соглашения мы, якобы, “косвенно” превратили демаркационную линию в постоянную границу, – ни на чем не основанный вздор»[350].

24 марта 1924 г. состоялась советско-румынская конференция в Вене. 8 марта 1924 г. выходившая в Берлине эмигрантская общественно-политическая газета «Накануне»[351] весьма скептически оценивала перспективы предстоящей конференции. В Бухаресте считают, – писала газета, – «если Россия выдвинет предложение о плебисците как способе разрешения бессарабского вопроса, то Румыния отвергнет это предложение и не остановится перед перерывом конференции. Так как на это рассчитывать не приходится, то шансы на успех конференции весьма незначительны. В румынских кругах хотели бы, чтобы на предстоящей конференции бессарабский вопрос не поднимался»[352].

Советскую делегацию в Вене возглавил посол СССР в Германии Н.Н. Крестинский. Делегация, опираясь на инструкции, данные ей Политбюро ЦК РКП(б) накануне конференции, поставила вопрос о проведении в Бессарабии плебисцита с тем, чтобы население Бессарабии само решило, желает ли оно остаться в составе СССР, хочет ли выйти из состава Союза[353] и присоединиться к Румынии или, наконец, предпочитает существовать в качестве самостоятельного суверенного государства[354]. В инструкции премьер-министра Брэтиану румынской делегации подчёркивалось: «Вашим руководящим принципом будет отделение вопроса Бессарабии от наших ценностей…»[355]. Румынская делегация отвергла предложение о плебисците, заявив, что принадлежность Бессарабии – решённый вопрос. При этом румыны ссылались на имевшийся прецедент: Советская Россия не требовала проведения плебисцита на территориях государств, образовавшихся ранее вдоль западной границы бывшей Российской империи[356]. В свою очередь, советская делегация заявила, что «нет ни малейшей аналогии между образованием на территории бывшей Российской империи новых государств и захватом Бессарабии Румынией. В первом случае Советское правительство добровольно в ряде мирных договоров санкционировало создание этих государств и уступило им часть своей государственной территории. Во втором случае соседнее государство вооружённой рукой захватило часть советской территории, удерживает её в течение шести лет, уклоняясь от всяких переговоров с правительством СССР и теперь, послав, наконец, делегацию для переговоров, фактически срывает эти переговоры, ставя условием их продолжения предварительное признание Советским правительством законности аннексии Бессарабии»