Судьба, или жизнь дается человеку один раз… - [33]

Утром, едва высунувшись из палатки я увидел идущего оленя. Дикое мясо можно есть без соли. К тому же было уже прохладно, и мы могли его сохранить до встречи с нашими коллегами, которые давно не ели свеженины. Я попросил каюра подать мне винтовку. Это была известная мосинская трехлинейка, прекрасный образец русского всемирно известного оружия. Её надежность и мощь позволяли замертво валить любого зверя с первого выстрела. Я, так и не выйдя целиком из палатки, выстрелил с упора с колена и меня поразило, что олень упал, не шевельнувшись мгновенно и одновременно с выстрелом. Мы умылись и пошли за оленем, чтобы поднести его ближе и разделывать. И тут стало все понятно. Все внутренности оленя лежали в трех–четырех метрах от него. Ведь после вчерашнего медвежьего преследования в патроннике осталась разрывная пуля, и она сделала свое черное дело.

Мы разделали оленя, нарезали кусочки мяса, нанизав их на тополевые прутики, поставили у костра и стали строгать из лиственницы весла для нашей небольшой резиновой лодки. Без нее мы не смог ли бы переправить лошадей через довольно широкую реку. В это время раздался рокот подвесного лодочного мотора и вскоре из–за поворота появилась лодка. Лодка с мотором могла бы стать большим подспорьем в нашей задумке по переправе лошадей. На большой деревянной лодке гораздо легче затянуть лошадь в воду, чем выгребаясь на веслах на небольшой резинке. Мы стали кричать и махать руками, призывая лодочника причалить к нашему берегу. Он, увидав нас, резко свернул к противоположному крутому берегу, намереваясь под его прикрытием проскочить мимо. Рядом со мной лежала винтовка. Я схватил ее и, упустив из виду, чем она заряжена, стрельнул вперед лодки пару раз. Легко представить реакцию человека, когда по курсу следования его лодки сначала летит как бы вереница пуль (трассирующий след), а потом прямо перед лодкой раздается взрыв. Он немедля сворачивает в нашу сторону и бледный причаливает к нашему берегу. Самое удивительное, что это оказывается наш знакомый охотник из того селения, куда мы гоним лошадей. Претензии и недоразумения по поводам его первоначального нежелании причалить к нам и по открытой стрельбе тут же со смехом были сняты. Первый вопрос был о наличии у него соли. Потом были разговоры обо всем за шашлыком и тремя бутылками портвейна «777», которые оказались в лодке у охотника. И вот тут выявилась суть человеческих желаний. Несколько дней назад мы мечтали о бесснежной долине, а на ней хоть немного зеленой травы, всего лишь час назад мы желали хотя бы несколько кристалликов соли, а тут мой умиротворенный разговорами и вином напарник мечтательно произносит: «Эх, сейчас бы молодой картошечки».

Мы обсуждали с Рультутыгиным (так звали охотника) как переправлять лошадей и вдруг он увидел жеребенка. Гениальность и простота народных решений многих проблем не перестает меня удивлять. Он подсказал самое простое и верное решение: надо на нашей лодке перевезти жеребенка, а к кобыле, которая обязательно последует за ним, привязать две–три лошади. Все остальные последуют за ними. Спустя два дня мы так и сделали. Но не учли лишь одного. Лишь выскочив из лодки на противоположном берегу, жеребенок кинулся вплавь навстречу к плывущей матери. Нам обоим пришлось молнией кидаться за ним. Он бы не справился с течением и весь караван за его матерью подался бы вниз по течению. А там неизвестно что могло бы случиться, учитывая, что четыре коня были связаны веревками. Из–за вынужденной сушки одежды, нам пришлось еще на день задержаться, но зато кони, наконец–то наелись. Мы благополучно добрались до места, в тот же день заказали вертолет и через два дня полетели к своим коллегам для эвакуации базы в связи с неожиданным окончанием полевых работ.

Полевые исследования приближались к завершению, и нам с Владимиром Владимировичем предстояло сходить в увязочные маршруты, чтобы сопоставить данные геологов трех отрядов, которые выполняли геологическую съемку. Стояла хорошая солнечная осенняя погода, поэтому мы взяли с собой только легкий бязевый полог, резиновые матрасы, на всякий случай кусок портяночного сукна, легкий котелок из двухлитровой консервной банки и запас продуктов на три дня. Большинство выходов пород можно было хорошо проследить на водоразделах. Мы наметили начальную и конечную точки нашего похода. В последней точке должны были встретиться все отряды, туда же нужно было прийти всем остальным участникам экспедиции с лошадьми, чтобы выполнить необходимые исследования в оставшихся маршрутах по ходу на базу. Нам удавалось довольно споро выполнять наш маршрут по практически знакомым по составу и строению водоразделам, к тому же свободным от какой–либо растительности. Вода была у нас с собой, ее запас мы пополняли из небольших ручейков на перевалах, поэтому не было необходимости спускаться в долину. Чтобы не терять каждый раз высоту и снова подниматься почти на километр вверх, мы перекусывали там, где нас заставало время обеда или ужина. Ночевали там же в горах, где заставали нас сумерки.

В последний день погода к обеду начала портиться, небо помрачнело, задул ветер. Во второй половине дня стал накрапывать дождь, который по мере нашего подъема в горы перешел сначала в редкий, а затем в густой снег. Ветер усилился и чем выше мы поднимались, тем сильнее валил снег и дул ветер, которые вскоре превратились в настоящую пургу. Левая сторона бороды все сильнее покрывалась снегом. Мы, сопротивляясь ветру и подняв капюшоны штормовок, упорно шли вперед. Работу закончили, дорогу в долину, где нас ждала палатка со спальниками, мы хорошо представляли и поэтому особо не волновались. К тому же такая ситуация на Колыме и в Якутии на высоких водоразделах могла возникать за лето ни один раз. Начинали сгущаться сумерки, и бывшие минимальная видимость и возможность ориентирования пропали практически совсем. Но у нас был прекрасный ориентир — не перестающий ветер со снегом с левой стороны. Я время от времени соскребал снежный нарост с бороды, так как вода при его таянии все время старалась попасть за шиворот штормовки. В один из таких моментов я обратил внимание, что очищаю от снега правую сторону лица. Я опешил: ветер не мог так резко сменить направление, он сначала должен был ослабнуть. Крикнул своего спутника, он шел впереди и сообщил ему об этом. Он сказал, что сам стал задумываться над тем, почему стала замерзать правая, а не левая рука, в которой был молоток. Мы решили, что где–то минут десять–пятнадцать назад неверно свернули на развилке двух водоразделов. Нам надо было повернуть направо, чтобы начать спускаться в долину, а мы свернули налево и стали идти назад по параллельному водоразделу. Мы достали карту, она подтвердила наше предположение. Повернув назад и стараясь идти по своим следам, спустя около двадцати минут дошли до необходимого нам поворота. Еще раз сверив карту, мы стали медленно спускаться вниз, так как уже намело достаточно много снега и можно было легко загреметь вниз по слону. Стало совсем темно. Через полчаса мы спустились в долину, в которой было ощутимо теплее и не так свирепствовал ветер. Зная, что скоро дойдем до палаток, мы не стали кипятить чай, отдохнули, перекурили и пошли дальше.