Судьба, или жизнь дается человеку один раз… - [34]

Мы вошли в долину реки с зарослями кустарника, который становился все гуще и гуще по мере нашего пробивания, как мы думали, к руслу реки. В абсолютной темноте мы потеряли чувство времени и расстояния, в результате чего свернули влево немного раньше и шли не к реке, а вдоль нее. Мы не унывали, зная, что скоро придем на место, потихоньку переговаривались. Я вспомнил забавный случай, происшедший с альпинистами на Кавказе. Они спускались почти по отвесной стене к лагерю, их, так же как и нас, застала ночь. Наконец, они стали уставать и потеряли ориентировку, на какой высоте они находятся. Они забили в скалу крючья, повесили гамаки и устроились на ночевку. Утром они обнаружили, что до лагеря осталось спуститься шесть метров. Свой поступок они объяснили желанием лишний раз потренироваться спать в гамаке. Мы чувствовали, что уже должны были подойти к нашим палаткам. Остановились, прислушались — не слышно ничего похожего, что поблизости есть люди. Пару раз крикнули, потом выстрелили из карабина, а в ответ — тишина. Мы были уверены, что если пойдем дальше по темноте, то можем уйти далеко и неизвестно в каком направлении, поэтому поставили полог, накрылись сукном и быстро уснули. Проснувшись рано утром, мы обнаружили в 50–60 метрах палатки. Вспомнив вечерний рассказ, нахохотавшись вдоволь, мы пошли будить наших засонь. Когда вечером мы подошли к палаткам, был час ночи. Все спали кроме Валерки Нечипоренко — он слушал радио. Ему показалось, что был выстрел, он вышел, прислушался, но ничего не услышал за шумом деревьев. Ему бы, бестолковому, ответить выстрелом, а нам, тоже бестолочам, выстрелить второй раз — и мы не дрожали бы ночью под тонким портяночным сукном. К вечеру собрались все. Через пять дней мы пришли на базу, где нас ждали кровати из лиственничных жердей, баня и электричество от походной электростанции — это была уже цивилизация для нас, бродивших по горам, долам и болотам, под палящим солнцем или проливным дождем и съедаемых комарами почти полгода. Предстоял отдых от физической нагрузки и размеренный распорядок стационарной экспедиционной жизни.

Сезон благополучно заканчивался, дооборудовали базу, поставили печки и укрепили фанерой двери, чтобы встретить предстоящие холода. Начался камеральный этап обработки собранного материала и полученных данных — в середине сентября за нами должны были прилететь вертолеты и начаться эвакуация базы. Установилась устойчивая минусовая температура, но в каждой палатке от жаркой печки растекалось благодатное тепло. Кончился сентябрь, мы уже закончили камеральную обработку, а вертолетов все не было. Октябрь, на улице минус десять, минус пятнадцать градусов. Принимаем решение — оставляем все дела, утепляем палатки, два дня все заготавливают дрова. Четвертого октября прилетели сразу два вертолета.

— Какие прекрасные дрова! Один борт вывозит дрова. Второй вас, а потом работают оба борта, — говорят вертолетчики.

— Ну, уж фиг! Сначала снаряжение и двух человек, потом все остальное, а затем хоть всю эскадрилью посылайте за дровами, — возражаем мы.

К вечеру мы все, вместе с дровами, были в сеймчанском аэропорту.

Всю зиму и половину лета мы рисовали геологическую карту, писали к ней пояснительную записку и отчет о проделанной работе. Я писал один из разделов этого отчета. После успешной защиты нашей карты на ученом совете Управления меня пригласили к его начальнику. Он похвалил за проделанную нами работу, отметил мои успехи на ниве изучения кораллов и в общем в геологии. Сказал, что мне можно было бы поручать самостоятельную работу в экспедиции, но, чтобы перевести на должность геолога, которая дает это право, необходимо иметь высшее образование. Меня решили направить учиться за счет предприятия в Новосибирский государственный университет. Мы списались с университетом, отправили туда мои документы. Вскоре пришел ответ: с учетом пройденных мною в заочном политехническом институте предметов и дисциплин я могу приехать и сдать зимнюю сессию за второй курс геологического факультета. В случае успешной сдачи экзаменов и зачетов меня могут зачислить на этот факультет.

Я стал обрабатывать мою коллекцию ископаемых кораллов, уточнять их определения. Я планировал взять ее с собой в Новосибирск, чтобы показать опытному специалисту в Академгородке, изучающему эту же группу кораллов, собранных в палеозойских отложениях Урала и Сибири.

Тут случились выборы в Верховный Совет, и я был назначен агитатором. К тому времени нам уже с полгода обещали квартиру, однако ее перехватил шустрый и не очень порядочный профсоюзный деятель. В знак протеста я не только не агитировал избирателей, но и сам не пошел на выборы. ЧП областного масштаба! Меня вызвали сначала на профсоюзное собрание нашего отдела, а затем — на собрание всего коллектива Управления. Песочили долго, но не зло. Часть выступающих готова была меня признать чуть не поборником империализма. Другая — напирала на мои товарищеские и профессиональные качества. Решение — вынести мне общественное порицание было принято единогласно. Почти все довольные благополучным исходом разошлись по своим кабинетам. Я сел на подоконник перекурить, соображая, что плакала моя учеба в университете. Однако собрание оказалось формальностью. Его провели для наглядности, чтобы другим было не повадно совершать подобные выходки и чтобы поставить галочку в отчетных документах профкома. На следующий день меня вызвали в местком и сообщили, что перед учебой мне надо отдохнуть, поэтому я должен срочно готовить документы для льготной поездки в Болгарию. Это было решение свыше и дело уже крутилось почти три недели. Через неделю я летел в Москву за паспортом, чтобы потом через Одессу отправиться в Болгарию — в Варну на Солнечный Берег.