Судьба, или жизнь дается человеку один раз… - [18]
Глава 4. АРМИЯ Я сходил еще раз в поле, окончил школу в 1960 году, стал готовиться к поступлению в Высшее военно–морское училище им. Адмирала Макарова во Владивостоке. В это училище меня должен был направлять магаданский военный комиссариат. Разнарядка из училища на этот год не пришла. Военком сказал: — Иди, работай Рахманов. Весной поедешь.
— Кто же меня примет на работу с приписным свидетельством, — отпарировал я.
— Я позвоню — примут, — объяснил он. — Куда пойдешь?
81 У меня было три специальности после окончания школы — токаря, шлифовальщика и киномеханика.
— Пойду кино крутить.
— Хорошо. Иди завтра устраивайся. Я позвоню в Кинокуст Горкома профсоюза.
Меня приняли на работу, я стал исправно показывать кино. Поскольку у меня оказался сильный покровитель, я получал свежие, только что вышедшие на экран фильмы. Я рисовал красочные афиши. Народ повалил в наш заштатный небольшой профсоюзный кинозал. Все стали больше зарабатывать. Меня оценили и перевели на старшую должность. Через три недели бац — повестка. Меня призывают в ряды Военно–морского флота. Отлично, год послужу и пойду в свое желанное училище.
Через неделю нас собрали, погрузили на корабль и отправили во Владивосток. Вот тут–то и начинается самое интересное и неожиданное! Для начала нас переодели в поношенную матросскую форму, как известно, призывникам выдают только новое форменное обмундирование, бескозырки были без ленточек. Нам объяснили, что ленточки положены только после принятия присяги. Мы ничего не делали. Только ходили строем для приема пищи в столовую и пропадали целыми днями в казарме или возле нее. Оказалось, что мы ждали еще одну партию призывников с Сахалина. На следующий день после их прибытия нас рассовали по вагонам и повезли неизвестно куда. Только на третьи сутки сарафанное радио донесло, что нас везут в Забайкалье в город Нерчинск, где будет формироваться полк ракетчиков стратегического назначения. Вот тебе и Тихий океан, и штурманские погоны, и дальние походы. Но я почему–то не унывал, я хотел служить, будучи уверенным, что после года службы я все равно буду поступать в военно–морское училище.
Через неделю мы прибыли на пересадочную станцию Знаменка, чтобы пересесть на местный поезд, идущий до Нерчинска. В томливом ожидании кто–то из сахалинцев сцепился с одним из магаданских. Магаданский стал давить. Сахалинцы заволновались и стали собираться толпой. «Наших бьют!» — закричал магаданец Петька Карпышев. Нас было 25, их — 200. У нас были ремни с флотскими металлическими пряжками, одно мгновенье и специальным движением ремень обертывается вокруг руки, мы становимся спина к спине и начинаем разить направо и налево очень резкими и хлесткими ударами, от которых часть нападающих валится на землю. Вскакивают старшины и офицеры, появляется оружие. Через десять минут побитых сахалинцев оттесняют к другой половине вокзала. Подают состав. Ехавших до этого вместе нас разделяют по вагонам: нас 20 — в один вагон, их 200 — в два. Пока мы ехали до части, слава нас опередила: «везут магаданских ?рок». Нас с целью предосторожности разместили по разным казармам по 4–5 человек. Сахалинцев — всех вместе.
Первая ночь в настоящей армейской казарме. Отбой. Кто–то из наших закуривает. Разносится команда: «Подъем! Выходи строиться!» В армии тогда практиковался смешной, но доходчивый метод воспитания, чтобы раз и навсегда отучить молодых бойцов курить в казарме после команды «Отбой», поднимали все подразделение и выстраивали перед казармой. Потом давали носилки, клали на них окурок и все подразделение шло хоронить его где–то за полкилометра от казармы. Понятно, что после таких «похорон» если кто–то и закурит, то сами сослуживцы воздействуют на нарушителя порядка. Мы молча шли в ночи. Неожиданно шагавший впереди старшина, непонятно каким образом оказался в середине строя. Раздался дикий вопль: «Кругом! В казарму бегом марш!». Вероятно, под впечатлением услышанного о «магаданских урках», он подумал, что окурок могут заменить им самим, и решил прекратить экзекуцию. Никто из полусотни призывников ни о чем таком и не помышлял. Все хотели только одного — быстрей добраться до солдатской койки. Может, благодаря этому случаю, а может, потому что мы хорошо служили с самых первых дней, старослужащие нас уважали и не допускали унизительного отношения. Так началась моя служба в рядах Советской Армии.
На следующий день нас остригли наголо, помыли и переодели в новое армейское обмундирование. В Нерчинске исторически базировались казаки и кавалеристы, поэтому на складах хранились остатки их амуниции и воинской формы. Обычных армейских брюк и гимнастерок для почти полутысячи новобранцев формировавшегося полка подвезти еще не успели, поэтому нас одели в казацкую парадную форму. Темно–синие галифе очень хорошо сочетались с темно–зеленой офицерской гимнастеркой и такой же пилоткой, которая неважно смотрелась с обычной серой шинелью из плохо выделанного сукна. Переодевание и униформа за неполные два часа изменили огромную массу новобранцев: стало очень заметно, что это уже не гражданская толпа, а хоть и еще не организованный, но уже военный строй будущего полка, разбитый по будущим подразделениям — батальонам, ротам, взводам. Буквально через пять–шесть минут после построения мы шагали в ногу, именно строем, а не толпой.
В книге, насыщенной разносюжетными событиями, прослеживается превращение мальчика в мужчину. На примере героя повествования автор пытается проследить корни психосексуального развития, основу и проблему эротического взаимоотношения полов. Он пытается постичь: что, как, какие чувства или силы соединяют воедино или отталкивают напрочь мужчину и женщину в многолетней связи, в адюльтере и мимолетной встрече или платонической любви…
«Рондо» – это роман воспитания, но речь в нем идет не только о становлении человека, о его взрослении и постижении мира. Важное действующее лицо романа – это государство, система, проникающая в жизнь каждого, не щадящая никого.Судьба героя тесно переплетена с жизнью огромной страны, действие романа проходит через ключевые для ее истории события: смерть вождя, ХХ съезд, фестиваль молодежи, полет в космос… Казалось бы, время несется вперед, невозможно не замечать перемен, но становится ли легче дышать?Детские мечты о свободе от взрослых, о самостоятельной жизни, наконец, сбываются, но оказывается, что теперь все становится только сложнее – бесконечные собрания, необходимость вступления в партию, невозможность говорить вслух об очевидном – все это заполняет жизнь героя, не давая развернуться, отвлекая от главного.
Все события, описанные в данном пособии, происходили в действительности. Все герои абсолютно реальны. Не имело смысла их выдумывать, потому что очень часто Настоящие Герои – это обычные люди. Близкие, друзья, родные, знакомые. Мне говорили, что я справилась со своей болезнью, потому что я сильная. Нет. Я справилась, потому что сильной меня делала вера и поддержка людей. Я хочу одного: пусть эта прочитанная книга сделает вас чуточку сильнее.
"И когда он увидел как следует её шею и полные здоровые плечи, то всплеснул руками и проговорил: - Душечка!" А.П.Чехов "Душечка".
Эта книга – история о любви как столкновения двух космосов. Розовый дельфин – биологическая редкость, но, тем не менее, встречающийся в реальности индивид. Дельфин-альбинос, увидеть которого, по поверью, означает скорую необыкновенную удачу. И, как при падении звезды, здесь тоже нужно загадывать желание, и оно несомненно должно исполниться.В основе сюжета безымянный мужчина и женщина по имени Алиса, которые в один прекрасный момент, 300 лет назад, оказались практически одни на целой планете (Земля), постепенно превращающейся в мертвый бетонный шарик.
Эта книга – сборник рассказов, объединенных одним персонажем, от лица которого и ведется повествование. Ниагара – вдумчивая, ироничная, чувствительная, наблюдательная, находчивая и творческая интеллектуалка. С ней невозможно соскучиться. Яркие, неповторимые, осязаемые образы героев. Неожиданные и авантюрные повороты событий. Живой и колоритный стиль повествования. Сюжеты, написанные самой жизнью.
В книгу замечательного польского писателя Станислава Зелинского вошли рассказы, написанные им в 50—80-е годы. Мир, созданный воображением писателя, неуклюж, жесток и откровенно нелеп. Но он не возникает из ничего. Он дело рук населяющих его людей. Герои рассказов достаточно заурядны. Настораживает одно: их не удивляют те фантасмагорические и дикие происшествия, участниками или свидетелями которых они становятся. Рассказы наполнены горькими раздумьями над беспредельностью человеческой глупости и близорукости, порожденных забвением нравственных начал, безоглядным увлечением прогрессом, избавленным от уважения к человеку.