Судьба, или жизнь дается человеку один раз… - [10]

Шрифт
Интервал

Почти через месяц я самостоятельно выпекал хлеб. Печка была практически натоплена, осталась последняя закладка дров. Я подкинул еще несколько поленцев и прикинул, что пока они догорят, у меня есть около получаса времени до того, когда надо будет сажать хлебные формы с тестом в печку. Я взял удочку и пошел ловить хариусов на ужин. Это любимое дело обычно занимало у меня не более двадцати минут. В ближайшей яме плавали пять–шесть хариусов. Это как раз полноценный ужин для нашего отряда в шесть ртов. Четыре хариуса я поймал сразу, два сорвались. Сорвавшийся хариус второй раз не клюнет, во всяком случае, в этот день и на эту же наживу. Я решил перегородить ямку и поймать хариусов руками. С одним из них я разобрался очень быстро, с последним хариусом, что я только не изобретал, справиться мне никак не удавалось. В охотничьем азарте, вымокнув почти до нитки и совсем потеряв счет времени, я вдруг вспомнил, что у меня топится печка. Когда я подошел к печке, мне стало стыдно, страшно… захотелось плакать. Я понял всю глубину своего проступка. Печка была уже почти холодная. Завтра мы должны были отправляться в маршрут. Весь отряд на неделю оставался без хлеба, притом, что нас ожидали ежедневные переходы до 15 километров и нелегкая работа. Тесто в формах наверняка перебродило, надо было все начинать заново. Необходимо исправлять свою оплошность. Но как появиться перед товарищами и сказать им обо всем? Опять же, как я отчетливо представлял, меня ждала справедливая взбучка.

Я вошел в палатку. Суровое молчание, никто не проронил ни слова. Лучше бы они меня побили. Я стал набирать муку, чтобы замесить новое тесто.

— Ты куда собрался? — спросил Марат Ильич.

— Хлеб надо допечь, — буркнул я.

— Чаю попей сначала, — сказал Сашка.

— Потом, — еще тише и невнятней последовало мое неуверенное возражение.

— Нет, ты все–таки попей, — настоял Марат Ильич.

Я сел. Откинулась клеенка и из–под нее появились двенадцать буханок румяного и благоухающего хлеба. Комок подкатился к моему горлу, из глаз в любую секунду готовы были выкатиться слезы. Меня поняли, а понять значит простить.

Оказывается, Сашка, после того как я подкинул дров в печку последний раз, проконтролировал тесто и печку и, убедившись, что все в порядке, решил тоже половить рыбу. Он подошел к яме в разгар моей войны с хариусами, и я его в пылу борьбы не заметил. Он понял, что это надолго, вернулся к печке и довел выпечку хлеба до конца. Придя в лагерь, он с юмором рассказал про мою «рыбалку». Все решили, что я хоть и вымахал под метр восемьдесят, но еще остаюсь пацаном. Они договорились встретить меня суровым напускным молчанием, ничего не говоря о «загубленном» хлебе. Я боролся с хариусами больше двух часов, хлеб же в печке печется всего сорок минут. Моя, почти самостоятельная третья выпечка хлеба научила меня ответственности за моих товарищей, за общее дело и добросовестному исполнению обязанностей на всю оставшуюся жизнь.

Мы каждый день отправлялись в новый маршрут. Мы должны были дешифрировать аэрофотоснимки нашего района. Разные участки поверхности Земли по–разному отражаются на фотоснимке, нам необходимо было изучить эти участки с геологической точки зрения и нанести условные специальные обозначения теперь выясненного содержания каждого участка на топографическую карту, в точности соответствующую аэрофотоснимкам. Утром мы сворачивали лагерь, упаковывали все во вьючные сумки и ящики, грузили их на лошадей и шли в следующий пункт стоянки и ночевки. Понимать карту и фотоснимки я научился довольно быстро и легко еще в Магадане перед подготовкой в экспедицию. Теперь я хорошо ориентировался на местности и с другими маршрутными рабочими водил караван лошадей по новым маршрутам. Я научился неплохо готовить большей частью немудреную геологическую еду и обращаться с лошадями. И это были мои основные обязанности. Иногда выпадали трудные переходы по болотистой местности или крутым горным перевалам, когда лошади начинали выбиваться из сил и ложились. Их приходилось по несколько раз перевьючивать и иногда вести не в связке каравана — это выматывало и наши силы. Но молодой организм через день–другой восстанавливался, и все было вновь и очень интересно, ведь мы каждый день шли по новым местам, по которым порой еще не ступала нога человека. Главной трудностью были донимавшие днем и ночью злобные комары. Геологи и техники выполняли свою геологическую работу по изучению района исследований, а вечером приходили уставшие и, как правило, голодные во вновь установленный лагерь. С удовольствием уплетали ужин и после горячего крепкого чая и небольшого отдыха обрабатывали собранный за день материал.

Чтобы пацан, то есть я, не закис за изготовлением каш и борщей из сухих продуктов и все–таки, имел представление о геологической работе, меня решили взять в маршрут с геологами. В тот день нам не надо было переходить на новое место, необходимо было более тщательно исследовать вчерашний разрез геологических пород. Многие породы содержат в своем составе остатки окаменевших растений и животных, которые жили миллионы лет назад. Такие породы с окаменелостями, так называются отпечатки остатков этих растений или животных, служат хорошими маркерами. Они позволяют сопоставлять породы из разных мест по всей Земле и определять их возраст. Уже много дней геологи никак не могли найти одну из таких окаменелостей. Она была руководящая, и ее находка очень бы облегчила предстоящую работу и позволила бы сделать оправданные и однозначные выводы. Мне объяснили, какую окаменевшую животину ищут, показали ее картинку. Уже через двадцать минут я нашел эту ракушку, она называлась «Манотис скутиформис» С этого дня геологи стали брать меня в маршрут. Так в мое подсознание стали проникать и затем все настойчивее внедряться геология и, вероятно, будущая тяга к науке, о которых я раньше и не помышлял. Через несколько сезонов, после окончания школы и службы в армии, я превращусь в опытного геолога–практика, не имея при этом никакого специального образования. Мне вполне могли бы поручать самостоятельную работу, но отсутствие у меня профессиональных квалификационных документов делало это невозможным. Так администрация Геологического управления решила направить меня учиться в новосибирский Академгородок.


Еще от автора Яков Рахманов
Так получается…

В книге, насыщенной разносюжетными событиями, прослеживается превращение мальчика в мужчину. На примере героя повествования автор пытается проследить корни психосексуального развития, основу и проблему эротического взаимоотношения полов. Он пытается постичь: что, как, какие чувства или силы соединяют воедино или отталкивают напрочь мужчину и женщину в многолетней связи, в адюльтере и мимолетной встрече или платонической любви…


Рекомендуем почитать
Отранто

«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.


МашКино

Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.


Сон Геродота

Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.


Совершенно замечательная вещь

Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.


Камень благополучия

Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.


Домик для игрушек

Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.