Судьба генерала - [11]

— Нет, ну что с этим пострелёнком будешь делать? — улыбнулась с плохо скрываемой досадой Муравьёва. — Теперь точно что-нибудь натворит, горе моё луковое.

И она как в воду глядела. Галантный адмирал не успел ещё сплести новую изысканную фразу в стиле двора Людовика XV, как Колька уже успел обогнать величавую барыню в парадном шёлковом чепце и дёрнуть за хвост беленькую, совершенно опешившую, как и её хозяйка, от такой бесцеремонности болонку и, громко вскрикнув от пьянящего ощущения наконец-то завоёванной свободы, ринулся дальше. Тут он налетел со всего размаху на какого-то невысокого господина средних лет, не спеша вышагивавшего по аллее в сопровождении большой свиты.

— Это что за малолетний якобинец носится тут сломя голову? — воскликнул мужчина Сиплым, каким-то странным металлическим голосом. Было непонятно, то ли он шутит, то ли серьёзно гневается. От неожиданного столкновения у него с головы слетела довольно заношенная треуголка с потёртым золотым галуном. На Николеньку смотрел человек с толстыми губами, курносым носом и низким покатым лбом, уходящим в лысину, обрамленную жидкими пепельными волосами. Услужливые руки сразу же протянули ему упавшую треуголку, а другие руки покрепче схватили за шиворот мальчугана, чтобы убрать его с дороги.

— Погодите-ка, — проговорил господин, смешно выпятив губы, выпучив глаза и театрально отставив в сторону правую руку с тростью. — Ты кто таков? Отвечай! И картуз свой снимай живо, с императором разговариваешь.

Николенька, открыв от удивления рот, с любопытством уставился на царя. Кто-то снял с него его парадную фуражечку.

— Ой, какой хорошенький мальчуган, — проговорила молодая дама в излишне ярком малиновом платье и шляпке такого же цвета, усыпанной драгоценностями и перьями диковинных тропических птиц. Она спокойно стала рядом с государем и заулыбалась, глядя на симпатичную детскую мордашку.

— Не мешай, Аня, — отмахнулся от неё Павел Петрович. — Как тебя зовут?

— Николай, — громко ответил мальчик и насупился.

— А кто твой отец?

— Подполковник Николай Николаевич Муравьёв.

— А что ж ты один-то, оглоед ты этакий, носишься по саду и чуть с ног не сшибаешь мирных прохожих? Где твой отец или мать?

— Они там, — показал рукой Николенька назад. — Идут, но медленно.

— Да уж, за тобой-то не угонишься, — проговорил император, начиная раздувать полные губы, что свидетельствовало о приближающейся вспышке гнева. — Почему твои родители или гувернёр отпускают тебя? Ведь гулять надлежит чинно, степенно, негромко разговаривая и любуясь красотами природы, а не с дикими криками и вприпрыжку, как вырвавшийся из клетки зверёныш.

— Но он же совсем маленький, — проворковала Анна Гагарина, погладила по голове мальчика и добавила, кокетливо улыбаясь: — Ну как дитя может степенно ходить и любоваться красотами природы? Мне и то хочется побегать по травке. Ты кем хочешь стать, когда вырастешь, а, малыш?

— Военным.

Император заинтересовался:

— А кем, кавалеристом или пехотинцем?

— Гренадером, — звонко ответил малыш.

— А почему именно гренадером? — спросил, уже улыбаясь, император.

— Они высокие, у них медные каски с помпончиком, и они здорово маршируют. Я видел на Марсовом поле, когда с дядей туда ходил, — выпалил звонко Николенька и добавил с достоинством: — И я тоже могу маршировать, как они.

— А ну-ка покажи, — заинтересовался Павел.

— Командуй, — запросто предложил мальчуган.

— С удовольствием, — сиплым голосом проговорил Павел Петрович и рявкнул, как на разводе дежурный офицер: — Равняйсь, смирно! Шагом марш!

И, к удивлению императора, мальчуган зашагал по дорожке лихим строевым шагом, старательно оттягивая носочки в коричневых остроносых сапожках. Песок похрустывал у него под ногами.

— Кру-угом! Ко мне! — скомандовал император.

И поразительно мальчуган выполнил команду с ходу, не останавливаясь развернулся и снова замаршировал, лихо печатая каждый шаг. Замер напротив царя и, выпятив худенькую грудь, отрапортовал:

— Сержант Муравьёв по вашему приказанию прибыл!

— Бесподобно! Потрясающе! — закричал экспансивно Павел Петрович. — Я вместе с этими олухами и лентяями, офицерами гвардии, учу, учу дураков солдат, и всё без толку, как следует пройти на параде никак не могут, а тут младенец марширует, как заправский прусский вояка. Это чудо, а не ребёнок!

Император отбросил в сторону трость, обеими руками подхватил Николеньку под мышки, поднял его и расцеловал. В этот момент к ним подбежала Александра Михайловна. Увидев царя и сына у него на руках, испугалась и, выдохнув: — Ой, батюшки мои! — склонилась в глубоком поклоне перед государем.

— Так это ты мамаша этого чудо-ребёнка? — обратился к ней Павел. — Как зовут?

— Александра Михайловна Муравьёва, жена…

— Знаю, знаю, подполковника Муравьёва, — оборвал её император. — Молодцы, хорошо сына воспитываете. Отличный военный из него получится, уже сейчас выправка замечательная, — проговорил он громко, опуская мальчика на землю к ногам матери. — А ну-ка, Кутайсов, подойди, — приказал Павел.

Невысокий, темноглазый, полный человечек со смуглым, оливкового цвета лицом приблизился к императору. Это был всесильный временщик царя, бывший поначалу камердинером наследника. Много лет назад его, маленького турчонка с живыми чёрными глазами, привезли в Петербург и преподнесли императрице Екатерине. Она в свою очередь подарила его своему сыну. Теперь же он был уже графом Российской империи, обер-шталмейстером двора и одним из самых богатых и, как поговаривали, жадных людей на новой родине.