Судьба драконов в послевоенной галактике - [30]

Шрифт
Интервал

– Тара, – сказал я и тронул его за руку, – Тара, не зли их. Скажи спасибо, что сразу не заплевали. Может, обойдется? Тара. Вычистим все – и уйдем…

– Пшел, – Тарас оттолкнул меня и заорал прыгуну,стоявшему перед нами: – че ты боишься? Ты?..Харкнуть хочешь? Да? Не знаешь, как это делается? Гляди! И делай, как я!

Тарас набрал полный рот слюны и…

Нет, прыгун не стал отвечать тем же.

Когтями он вцепился в свое мягкое зеленоватое, ненавистное и омерзительное ему тело и рванул так, как подгулявшие мужики рвут на себе ворот душащей их рубахи.

Тело, кожа и плоть разлезлись легко, словно были на молнии-застежке. И мы увидели удары чужого сердца, и пленочные легкие, и стиснутые, уложенные…

Тарас заорал и попятился назад:

– Нет! Нет! Миленький, не надо! Не надо! Я шутил. Шутил!

Горло прыгуна, открытое нам, беззащитно вздрагивало, будто приглашало протянуть руку и прекратить, прервать эту отвратительную, непереносимую для нас жизнь, но не было сил спокойно глядеть на это переплетение уродства подплоти, на эту подкожную жизнь.

Прыгун задрал морду, осклабился, нарочно, видимо повторяя оскаленные морды своих убитых товарищей, только что растаявшие в грязи, облепившей его когти.

Тарас орал что-то нечленораздельное, его колотила дрожь, он часто приседал, вскакивал, махал руками.

– Тара, Тара, – утихомиривал я его, – ну что ты? Это – машина… Ну? Ты у машины работающей открыл капот – так же все подрагивает и такие же точно проводочки, шланги… ну?

– Пошел ты, – плачущим голосом сказал Тарас, – я теперь на машины и на двигатели спокойно смотреть не смогу…

Он снова попятился, поскользнулся, и я не успел его поддержать, поскольку прыгун с силой подсек Тараса по ногам хвостом.

Тарас грянулся оземь.

Прыгун упал на него и прижался к нему всем своим разорванным, разверстым телом.

Прыгун стоял на всех четырех, широко расставив лапы, с отвисшим огромным животом. Живот чуть колыхался – то поднимался, то опадал. И тогда прыгун с ненавистью залаял, оттолкнулся от пола пещеры всеми четырьмя лапами и запрыгал, словно резиновый мячик. разбрызгивая слизь и жижу. "Летающий крокодил, объевшийся малиновым вареньем", – уныло подумал я и ужаснулся верности сравнения и его неуместности. Прыгун лупил животом о камни с тою же ненавистью, с какой он распахнул перед нами свое тело, будто теперь он хотел убить, выбить из себя омерзительное, страшное, как тогда он хотел это омерзительное разорвать.

Прыгун остановился, отдыхая. Теперь он непомерно распух. Он стал огромен. Маленькие его глазки почти исчезли, стали щелочками.

Давясь, он распахнул пасть и принялся выталкивать из себя нечто мешающее ему, не дающее продохнуть, вставшее поперек горла.

Этим "нечто" оказался перемазанный в зеленой слизи Тарас, брямкнувшийся на пол.

– Как заново родился, – прохрипел он.

– Тара, – я нагнулся к нему и попытался помочь подняться, – ну их, Тара… Пошли отсюда. Свалим…

Я не договорил. Трехлапый легонько поднес мне, и я лег на загаженный пол.

"Все, – понял я, глядя в беленый, кое-где с оплывами от струй огнеметов высоченный потолок пещеры, – пр(говор или пригов(р – как хочешь."

– Гули, гули, гули, – услышали мы женский голос.

Глава восьмая. Наталья Алексеевна и ее квартира

Прыгуны зашевелились, отвернулись от нас.

– Гули, гули, гули, – по проходу шла Наталья Алексеевна и волокла целую корзину чего-то съестного.

Прыгуны дернули в ее сторону.

– Она бы еще сказала, – выхрипнул Тарас, – ципа, ципа, ципа.

– Тара, – я приподнялся, – у тебя юмор появился, прежде за тобой этого я не примечал. На пользу пошло?

– Конец, – грустно сказал Тарас, он так и стоял на четверьках, не пытаясь подняться, – конец мне, Джекки. Помнишь, ты как-то болтанул, что в какой-то инопланетной книжке древней вычитал стихотворение "Как чешутся лопатки! Кажется, у меня прорезаются крылья!"? Мы еще ржали над тобой.

– Ну, помню, – ответил я, поглядывая на Наталью Алексеевну.

Она все сыпала и сыпала корм из корзины прыгунам, и те чинно-благородно, не суетясь и не налезая друг на друга, как голуби или свиньи, хряпали каждый свое, забыв и думать о нас.

– Вот, – печально сказал Тарас, – а у меня зад чешется, хвост прорезывается. Этот прыгун меня, кажется, заново родил.

Я вспомнил сержантово превращение и испугался.

Я прихватил Тараса за плечо и с ужасом убедился, что зеленая слизь, облепившая беднягу, твердеет и костенеет

– Брось ты, – пробормотал я, – вставай и пошли. Убирать не будем. Лучше на рапорт отправиться, а потом хоть к русалкам, хоть к паукам…

– Это ты брось, – равнодушно сказал Тарас, – брось и руку вымой. Кто его знает: может, заразная. Будешь ходить с лягушачьей лапой – вот смеху-то будет…

Наталья Алексеевна тем временем окончила раздавать хряпало и ходила промеж прыгунов, нежно поглаживая их по хребтинам.

Прыгуны урчали и посвистывали.

На Наталье Алексеевне был обычный черный брючный костюм, только сапоги у нее были сегодня повыше, чем обычно.

– Привет, – продолжал гнуть свою линию Тарас, – мне Джарвис рассказывал: "отпетый" или "карантинный" может не только в "вонючие" залететь, из него и жаба может вылепиться…

– Перестань, – попытался я успокоить Тараса, – Джарвису-то откуда это знать? Нашел тоже ветерана. Ему Натали выше тройки на анатомии никогда не ставила. Вставай! – я потянул Тараса.


Еще от автора Никита Львович Елисеев
Блокадные после

Многим очевидцам Ленинград, переживший блокадную смертную пору, казался другим, новым городом, перенесшим критические изменения, и эти изменения нуждались в изображении и в осмыслении современников. В то время как самому блокадному периоду сейчас уделяется значительное внимание исследователей, не так много говорится о городе в момент, когда стало понятно, что блокада пережита и Ленинграду предстоит период после блокады, период восстановления и осознания произошедшего, период продолжительного прощания с теми, кто не пережил катастрофу.


Борис Слуцкий и Илья Эренбург

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Против правил

В сборнике эссе известного петербургского критика – литературоведческие и киноведческие эссе за последние 20 лет. Своеобразная хроника культурной жизни России и Петербурга, соединённая с остроумными экскурсами в область истории. Наблюдательность, парадоксальность, ироничность – фирменный знак критика. Набоков и Хичкок, Радек, Пастернак и не только они – герои его наблюдений.


Отстрел гномов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мардук

«Танки остановились у окраин. Мардук не разрешил рушить стальными гусеницами руины, чуть припорошенные снегом, и чудом сохранившиеся деревянные домики, из труб которых, будто в насмешку, курился идиллически-деревенский дымок. Танки, оружие древних, остановились у окраин. Солдаты в черных комбинезонах, в шлемофонах входили в сдавшийся город».


По теченью и против теченья…

Книга посвящена одному из самых парадоксальных поэтов России XX века — Борису Слуцкому. Он старался писать для просвещенных масс и просвещенной власти. В результате оказался в числе тех немногих, кому удалось обновить русский поэтический язык. Казавшийся суровым и всезнающим, Слуцкий был поэтом жалости и сочувствия. «Гипс на рану» — так называл его этику и эстетику Давид Самойлов. Солдат Великой Отечественной; литератор, в 1940–1950-х «широко известный в узких кругах», он стал первым певцом «оттепели». Его стихи пережили второе рождение в пору «перестройки» и до сих пор сохраняют свою свежесть и силу.


Рекомендуем почитать
Скептик

Лучемир, будучи ремесленником и плотником, заканчивает последний крупный заказ в своей мастерской и отправляется в деревню по приглашению к тёте на долгожданный отпуск. Отвлечься от забот, забыть прошлый опыт несчастной любви, дошедшей до обручения и просто отдохнуть. Приезжая в деревню на мотоцикле, он попадает в страшную грозу. Попутно вспоминает о своей давней подруге детства, которую уже не видел полжизни. К счастью для себя Лучемир обнаруживает, что она не замужем и их дружба незаметно перерастает в настоящий роман.


Сфера трёх лун

Мир теряет прежние краски. Планета, и так превращающаяся в безжизненную пустошь, замерла на грани разрушения и угасает вслед за Солнцем. Люди уходят в горы, к морю или к полюсам. С экватора расползается пустыня. Тайполь — охотник лет семнадцати, которому снятся странные сны. Волей случая оказался на пути у зла в людском обличье, когда нечто безжалостное вторглось в жизнь. Сам того не желая, он втянут в события, способные сильно повлиять на его близких, его мир и на нечто большее, ему неизвестное. В этом могут помочь как союзники, преследующие собственные цели, так и враги, одержимые местью и жаждой бессмертия.


Тень твоих крыл

Пс.16:8 Храни меня, как зеницу ока; в тени крыл Твоих укрой меня Пс.35:8 Как драгоценна милость Твоя, Боже! Сыны человеческие в тени крыл Твоих покойны: Пс.56:2 Помилуй меня, Боже, помилуй меня, ибо на Тебя уповает душа моя, и в тени крыл Твоих я укроюсь, доколе не пройдут беды Пс.60:5 Да живу я вечно в жилище Твоем и покоюсь под кровом крыл Твоих, Пс.62:8 ибо Ты помощь моя, и в тени крыл Твоих я возрадуюсь; Журнал "Тайны и Загадки" №1 (январь 2016).


Укус Лунного Вампира

Дочь друга, зная что я пишу книги, и конкретно сейчас пишу про вампиров, попросила меня написать рассказ по ее сюжету. Главным героем должен был быть мальчик, который случайно нашел бы странный портал. Но он должен был не переместить через него. Наоборот, к нему должен был попасть человек, который бы отдал мальчику амулет. И этот амулет должен был превратить ребенка в вампира. Но не обычного, а лунного. После этого мальчик начал терроризировать округу (дочери друга семь лет и такого слова она не знает, но описанное ей подходит только под это определение)


Чародей с гитарой. Том 1

Джонатан Томас Меривезер — простой американский студент — случайно попадает в волшебную страну, где он оказывается в довольно странной компании вместе со вздорным выдром по имени Мадж и излишне эмансипированной девицей Талеей. Любовь к рок-музыке неожиданно помогает главному герою выпутываться из сложных ситуаций, хотя, как показывает практика, пение под гитару приводит иногда к довольно странным результатам.


Маригрот

Добро пожаловать в волшебный мир Маригрота! Место, в котором сплетаются нити судьбы древних чудовищ, затерянных миров и могущественных чародеев. Место, в котором драконы управляют временем, разрушенные колодцы переносят в прошлое, таинственные артефакты дают ключ к разгадке многовекового пророчества. Место, в котором обычному подростку предстоит пройти сложнейшие испытания, побывать на исчезнувшей Атлантиде, вернуть в Междумирье волшебный камень Туаои и стать Вершителем судеб целого созвездия.