Судьба доктора Хавкина - [5]

Новороссийский университет в восьмидесятых годах прошлого века считался учебным заведением на редкость демократичным. Здесь бок о бок обучались юноши самого различного общественного положения: дети дворян и мещан, священников и торговцев. Проникала сюда и крестьянская молодежь. Таким же пестрым был университет и по национальному составу. Рядом с русскими и украинцами учились армяне, евреи, грузины, поляки, молдаване, греки, болгары. Шумный, многонациональный, полный социальных контрастов университет был плоть от плоти сыном Одессы, отражением всего, чем жил и дышал город-порт на перекрестке международных торговых путей.

И все же то, что произошло в университетском вестибюле в четверг, не походило на обычные студенческие шалости. Шестьдесят слушателей первого и второго курсов требовали изгнать за безграмотность доцента Чижова, читающего философию права. Они свистели, визжали и выли под самым носом у почтенного декана и отказались разойтись даже после того, как сам господин проректор записал имена зачинщиков.

В город давно уже проникали слухи о неладах в среде профессуры. Говорили, что профессор политической экономии, любимец студентов Посников настаивает на том, чтобы дать степень кандидата прав талантливому студенту Герценштейну[2], а декан Патлаевский нашел в диссертации крамольные мысли и присуждению степени воспротивился. Про Патлаевского поговаривали, что он создал на факультете систему шпионажа и выдает мальчишек полиции. История с Чижовым только повод, которым студенты воспользовались, чтобы отомстить ненавистному декану.

Одесситы со всем присущим им темпераментом обсуждали события, вступаясь за студентов или за декана в зависимости от своего имущественного состояния и должностного положения. Но то, что происходило в университете, лучше всего понимали на Спиридоновской улице в доме, где на воротах архитектор поместил скрещенные знамена — символ российской жандармерии.

Сообщая одесскому генерал-губернатору о студенческих беспорядках, начальник жандармского управления полковник Нершин справедливо заметил, что события в университете «совпали с развитием социально-революционного движения в городе». Обструкция, учиненная Патлаевскому, была лишь отражением общей борьбы, развернувшейся в стенах императорского университета. Политические злобы дня проникли в среду преподавателей и раскололи профессуру на два враждующих лагеря, докладывал Першин. Одни, «стоящие на стороне консервативного взгляда, встречают сочувствие людей серьезных и правительственных лиц», а другие ищут «поддержку в слушателях университета. Началось кокетничание со студентами, приведшее к нынешним беспорядкам».

Кто же эти «растлители юношества», которые, по словам жандармского полковника, «действуют прямо в разрез правительственным видам»? В отчете полковника Першина они названы поименно.

«На стороне профессора политической экономии Посникова, партия, которую я назову либеральною, оказались: Мечников, профессор зоологии, человек крайних убеждений, невозможный ни в каком учебном заведении; Трачевский — инициатор вторых Московских женских курсов, открывший здесь новую школу с совместным обучением слушателей обоего пола. Если я не ошибаюсь, он получил предостережение бывшего генерал-губернатора графа Тотлебена; профессор физики Умов — также человек крайних воззрений, с насмешкою отзывавшийся по поводу панихиды о в бозе почившем государе императоре…» Список, приведенный в докладе полковника Першина, довольно пространен. Но достаточно и первых четырех имен. Даже сегодня, восемьдесят лет спустя, они звучат внушительно: выдающийся биолог Мечников, основатель школы русских физиков Умов, прогрессивные профессора Посников и Трачевский. Вот кого выбрали своими общественными наставниками одесские студенты.

Скандал, разразившийся в университетском вестибюле, был по существу политической демонстрацией, может быть неумелой, бессмысленной, но полной искренней страсти и ненависти мальчишек, выступавших против реакции во всех ее формах. Это поняли и страшно засуетились, заволновались «правительственные лица». Несколько дней спустя университетский суд приговорил семнадцать человек к разным взысканиям. Троих, главных зачинщиков, было решено исключить. Среди них — студента второго курса естественного отделения физико-математического факультета Владимира Хавкина.

Хавкину тогда шел двадцать второй год. На фотографии тех лет он выглядит высоким и узкоплечим. Ясный задумчивый взгляд больших серых глаз, по-детски сложенные губы; даже бородка и усы — светлые, едва пробивающиеся — не способны придать солидности юношескому лицу.

Поступить в университет, учиться в Одессе было давнишней мечтой Владимира. Он решил получить высшее образование, несмотря на то что отец его бердянский учитель Аарон Хавкин, пожилой человек, обремененный большой семьей, не мог потратить на обучение младшего сына ни копейки. После долгих переговоров десять рублей в месяц на время занятий согласился давать Владимиру старший брат. Да двадцать копеек в день на обед ссужал неимущему студенту университет. Не очень-то сладко жить на подачки, но что делать, если к науке для бедняка нет иного пути.