Судьба доктора Хавкина - [2]
Владимир Ааронович Хавкин — бактериолог правительства Индии (1895 г.)
О ТЕХ, БЕЗ КОГО НЕ МОГЛА БЫТЬ НАПИСАНА ЭТА КНИГА
«Весь мир и особенно мы в Индии премного обязаны доктору Хавкину. Он помог Индии избавиться от основных эпидемий — чумы и холеры».
Раджендра Прасад
На обложке этой книги обозначено мое имя. Это не совсем справедливо. Я далеко не единственный и даже не главный автор. Книгу творили десятки людей. В моих папках множество конвертов с советскими и иностранными марками: из Парижа, Бомбея, Бухареста, из Америки и даже из Австралии, письма тех, кто не пожалел времени и сил, чтобы жизнеописание моего героя содержало как можно больше интересных и правдивых фактов. Ученые, библиотекари, работники архивов и музеев из разных городов присылали книги, фотографии, выписки из архивных документов, списки литературы. Совершенно незнакомые люди желали писателю успеха, вспоминали отдельные эпизоды, которые могут пригодиться в работе над рукописью.
Как возник этот поток человеческого дружелюбия и солидарности? Как вообще зародилась мысль написать биографию Владимира Хавкина?
Хмурым октябрьским утром 1955 года я приехал в старинный приволжский город в качестве корреспондента московской газеты, чтобы написать об институте, где изучают так называемые особо опасные инфекции: чуму, холеру, бруцеллез. Помню тихую, усыпанную осенними листьями улочку, где с трудом удалось разыскать нужный дом. Помню первый разговор с директором института, которого я наивно спросил:
— Простите, но ведь в Советском Союзе давно нет ни чумы, ни холеры. Зачем искать оружие против несуществующего врага?
На стене директорского кабинета под стеклом висел документ времен гражданской войны, подписанный М. И. Калининым. «Всероссийский староста» благословлял вновь организованное в волжском городе научное учреждение на полную победу над злейшими эпидемическими болезнями.
— Да, — произнес директор и поглядел мимо меня на пожелтевшую реликвию. — Нам действительно удалось выполнить завет Михаила Ивановича. Но можно ли забывать, что за узенькой полоской земли, именуемой государственной границей СССР, по-прежнему бушуют чумные и холерные океаны, что в мире живы еще и оспа, и бруцеллез, и проказа.
Он замолчал и протянул мне свежий номер газеты. Небольшая заметка сообщала о том, что Советский Союз направил самолет с противохолерной вакциной в одну из охваченных эпидемией стран Востока.
Два дня спустя, обряженный в два халата, резиновые сапоги и перчатки, я переступил порог «внутренних» лабораторий. Прежде чем ввести меня в «святая святых» института, директор еще раз напомнил о строгих правилах личной безопасности.
— Кстати, в целях профилактики Вы после осмотра лабораторий на девять дней останетесь у нас под надзором врачей, — бросил он мимоходом. — Таков закон.
Пришлось подчиниться. И вот, кляня вынужденное безделье, я сижу в институтской библиотеке и читаю все, что попадается под руку. Этот девятидневный карантин мог бы, наверное, превратиться в самые тоскливые дни моей жизни, если бы я не снял с полки 18-й том сочинений А. П. Чехова. То были письма последних лет его жизни. Не знаю почему, может быть, оттого, что лишь недавно я познакомился с мужественным, полным риска трудом чумологов, но меня привлек помеченный августом 1899 года ответ А. П. Чехова издателю газеты «Новое время» А. С. Суворину, который с явным беспокойством спрашивал доктора Чехова, что предпринять, если чума, поразившая Индию и уже замеченная кое-где в Европе, вторгнется в Петербург. Есть ли средства против «черной смерти»? Возможно ли спастись в большом городе? «Чума не очень страшна… — писал Чехов. — Мы имеем уже прививки, оказавшиеся действенными, которыми мы, кстати оказать, обязаны русскому доктору Хавкину. В России это самый неизвестный человек, в Англии же его давно прозвали великим филантропом. Биография этого еврея, столь ненавистного индусам, которые его едва не убили, в самом деле замечательна».
Всего несколько слов, но как много оказано и о Хавкине, и об отношении к нему Чехова, и даже о Суворине. Ибо кто же не знает, что реакционный журналист был к тому же и ярым антисемитом. В другом письме Чехов снова издевается над черносотенцем и мракобесом Сувориным: «Надежду подают прививки Хавкина, но, к несчастью, Хавкин в России непопулярен: „Христиане должны беречься его, так как он — жид“».
Из примечаний к чеховским письмам я узнал, что Владимир Ааронович Хавкин (1860–1930), уроженец Одессы и воспитанник Новороссийского университета[1], провел несколько лет в Индии, где боролся с чумой и холерой. Еще несколько разрозненных сведений дала медицинская энциклопедия. Но как Хавкин попал из России в Индию, за какие заслуги приобрел славу великого филантропа, за что его хотели убить те, кому он пытался спасти жизнь, — на эти вопросы никто мне ответить не мог. Увы, спустя пятьдесят пять лет после чеховских писем биография Владимира Хавкина оставалась столь же мало ведомой его соотечественникам, как и в конце XIX столетия. О Хавкине не было написано ни одной книги; имя, его редко встречалось в журналах. Это непонятное равнодушие современников все более подогревало мой интерес к забытому ученому. С помощью библиотекарей института я перерыл чуть ли не всю литературу, имеющую отношение к чуме, к Индии, к бактериологии опасных инфекций. И — тщетно. Лишь за два дня до отъезда в Москву главный библиограф вытащила откуда-то запыленную тоненькую книжку на английском языке. Первое, что я увидел, откинув обложку, был портрет красивого рослого человека в строгом сюртуке, с белоснежным стоячим воротничком. Лицо с глубоко посаженными задумчивыми глазами выражало чувство спокойного достоинства. «Владимир Хавкин, — значилось под портретом, — первый директор Хавкинского института, родился 3 марта 1860 г. в Одессе, умер 26 октября 1930 г.».
