Судьба адмирала Колчака. 1917-1920 - [56]

Чехи с полным безразличием относились к негодованию окружающих. Они успешно контролировали железнодорожные станции, заводы, угольные склады, телефонные и телеграфные линии, обслуживавшие магистраль вплоть до Иркутска. И свою власть они использовали с максимальной выгодой для достижения единственной цели: как можно скорее перевезти всех своих людей и всю их собственность во Владивосток. Разумная цель и другой быть не могло, а если бы потребовалось оправдать ее юридически, им всего-то следовало напомнить о регулярных приказах их политических лидеров избегать вмешательства во внутренние российские конфликты.

К несчастью, единственный для них надежный способ добиться реальной цели (быстро добраться до побережья) или официальной цели (избегать вмешательства в военные действия) – это удерживать свои поезда впереди всех остальных поездов. У чехов были возможности defacto, если не dejure, делать это, и они это делали. В результате весь российский подвижной состав подолгу простаивал, а для последних эшелонов эти простои становились гибельными. Один британский офицер телеграфировал во Владивосток из какого-то пункта близ Боготола: «Положение сейчас таково, что все русские эшелоны восточнее фронта стоят и захватываются красными по десять – двадцать эшелонов в день». Во многих из тех поездов ехали женщины, дети, раненые и больные. Вероятно, выживших могло оказаться больше, чем представляется возможным для условий того времени, но даже если все слухи о кровавых бойнях не соответствуют действительности, многие должны были погибнуть после выселения из вагонов.

Решение заставить Колчака занять место в этой очереди (ибо будущие события докажут, что инцидент в Мариинске не был вызван излишним служебным рвением незначительного младшего офицера) стало рассчитанным политическим действием чешского руководства с молчаливого попустительства Жанена. 13 декабря (в тот же день, когда поезда Колчака перевели на общую линию) Сыровой, находившийся восточнее и избежавший встречи с верховным правителем, телеграфировал Жанену, что «для обеспечения личной безопасности адмирала, ввиду негативного отношения к нему (чешских) войск, было бы лучше, чтобы он занял место в основном потоке транспорта». На следующий день Сыровой, вернувшись в Иркутск, лично докладывал Жанену. Он говорил о «невероятном беспорядке» – замерзших локомотивах, толстом слое льда на рельсах, забастовках и дезертирстве железнодорожного персонала, низком моральном духе войск в замыкающих чешских эшелонах. Колчак, как говорили, «почти помешался от гнева»; его штабные офицеры пьянствовали. К Колчаку так плохо относились, что было бы неблагоразумно пропускать его поезда в первую очередь, еще больше разжигая всеобщую ненависть. Следующее замечание Жанена обнаруживает удовлетворение, с которым он воспринял эти новости: «Я приказал Сыровому составить отчет о ситуации и распространить его».

Хотя соучастие Жанена очевидно, неясно, однако, на ком лежит ответственность за окончательное решение перевести на общую линию кортеж Колчака через месяц после отъезда из Омска. Сыровой, чешский главнокомандующий, был мрачным флегматичным человеком. Вряд ли он проявил инициативу в таком необычном деле. Скорее всего, решение приняли в Иркутске чешские политические лидеры, крайне враждебно относившиеся к Колчаку с самого государственного переворота. Возможно, сказалось влияние их многочисленных друзей из местных социал-революционеров – им было несложно добиться сотрудничества Сырового. Остается только догадываться о цели этого маневра, однако чем дольше задерживали Колчака в пути, тем короче была жизнь его прогнившего режима в Иркутске, а его враги, русские и чехи, укоротить ее старались изо всех сил.

Правда, что поездов было семь (на пять больше, как не уставал повторять Жанен впоследствии, чем использовал для поездок царь, на шесть больше, чем требовалось великому князю Николаю), и правда, что чехам было бы трудно воткнуть семь лишних поездов в свое собственное расписание, однако больше нечего сказать в оправдание их решения лишить кортеж верховного правителя приоритета. Невозможно всерьез утверждать, что кортеж Колчака угрожал эвакуации чехов, срывал ее или существенно ее задерживал, не говоря уж об этикете, вежливости и просто человечности. Было бы естественно не препятствовать его движению.

Все надежды свиты Колчака на то, что зловещий инцидент в Мариинске явился досадным недоразумением, скоро рассеялись. Их поезда, попавшие в бесконечную транспортную пробку общей колеи, проходили всего лишь несколько километров в день. На станциях паровозы расцепляли, прицепляли к другим поездам и заменяли после длительных задержек. Младшие штабные чешские офицеры в точности выполняли полученные приказы, опираясь на поддержку стоявших наготове бронепоездов. Чешский офицер связи так и не был предоставлен адмиралу. Зато арестовали одного из офицеров Колчака. В Красноярске, куда кортеж прибыл 17 декабря, всю охрану отстранили почти на неделю. Жанен непрерывно получал телеграммы с протестами и призывами о помощи из поезда верховного правителя. И полностью их игнорировал.