Суд присяжных - [5]

— Вот и пришли. Подожди.

На прикрепленной к дому мраморной доске значилось: «Вилла Карно», и с первого взгляда можно было понять, что здесь сдают меблированные комнаты. Возле входной двери на указателе были обозначены имена по крайней мере тридцати жильцов, и среди них акушерка, врач с русской фамилией, массажистка, учитель пения.

Лестница была тоже мраморная. Констанс поднялась на третий этаж, свернула влево по коридору, облицованному уже искусственным мрамором, и, остановившись у одной из дверей, стала искать ключ.

Дверь из соседней квартиры приоткрылась, и Малыш Луи разглядел растрепанную девушку в накинутом на плечи халатике. Ее темные глаза встретились с ее глазами.

— Кто это? — спросил он, как только они вошли в квартиру.

— Да ну, форменная цыганка… Послушай, Луи!

— Что?

— Ты ведь не станешь бегать за соседками, не правда ли?

Она сказала это шутливо, но он почувствовал в ее голосе ревнивые нотки. Поставив на пол чемодан и картонку со шляпами, он пошел к окну поднять шторы и бросил на ходу:

— Запомните раз и навсегда: я не выношу вопросов насчет того, что я делаю.

— Ты опять сказал «вы»!

— Ну ладно, пусть будет «ты», если это тебе приятно.

— Злюка!

К черту! Никакого сюсюканья! Никаких слез и слюнявых поцелуев, на которые она не скупилась, тогда как он задыхался, прижатый к ее пышному бюсту. У него есть дела поважнее. Малыш Луи глядел по сторонам, еще не понимая, доволен он или нет.

— Это гостиная?

— Здесь только три комнаты и прихожая… Если уедет Нюта, можно будет занять и ее квартиру.

— Это та соседка?

— Да. Погоди… Не обращай внимания на беспорядок… Когда я уезжала, мне и в голову не приходило, что я вернусь не одна.

Она боялась, как бы у него не сложилось дурное впечатление, все время суетилась, то переставляла безделушки, то взбивала подушку в кресле.

— Не заходи пока в спальню. Я сначала посмотрю…

Ей-богу, все это было и не хорошо и не плохо! Все это было в духе дома и его владельца, чье имя значилось на мраморной доске. Стиль, распространенный в Ницце в начале двадцатого века: много плюша и подделки под бронзу, повсюду темные ткани, безделушки из перламутра и узорчатые стекла.

Над камином висел портрет мужчины с квадратным лицом, седыми волосами и розеткой ордена Почетного легиона в петлице.

— Можешь войти. Завтра везде будет убрано.

Спальня в стиле рококо, довольно приятная, обита голубым шелком. Посредине комнаты его уже ожидала Констанс. Она успела набросить на себя пеньюар.

— Дорого платишь? — спросил Малыш Луи, внимательно осматриваясь вокруг.

— Шестьсот франков в месяц. Плюс налоги…

— А третья комната?

— Там еще нужно устроить. До сих пор она служила кладовой.

Это была тоже спальня, но окнами во двор, предназначенная, должно быть, для прислуги. Вся меблировка состояла из железной кровати, хромоногого умывальника и шкафа с маленьким зеркалом. Повсюду валялись чемоданы, безделушки, ломаные стулья, рамки с портретами и акварелями.

— Мебель можно будет сменить, — заторопилась Констанс. — Если сделать со вкусом, получится прекрасная мужская спальня…

Малыш Луи не ответил ни «да» ни «нет». Он раздумывал, взвешивал и наконец спросил:

— А кухни здесь нет?

— Есть, но совсем крошечная.

Он увидел нечто вроде стенного шкафа с плиткой и стоящими рядом плохо вымытыми кастрюлями.

— А кто этот тип, что висит в гостиной?

— Какой?

— Не строй из себя дурочку. Тот, с волосами бобриком и с орденом.

— Сейчас объясню.

Он снял пиджак и продолжал осмотр.

— Ты слушаешь?

— Конечно.

— Я ведь говорила тебе, что была замужем. Я не солгала. Я вышла замуж, когда мне едва исполнилось семнадцать лет…

Все это было ему до лампочки, и он продолжал открывать шкафы, чтобы посмотреть, что есть внутри.

— Позднее я познакомилась с одним человеком, лицом значительным. Он был женат, и я стала его любовницей. Тогда-то я и поселилась в Ницце, имела виллу, машину, дворецкого… Что ты сказал?

— Я? Ничего.

— Он умер.

Ей хотелось, чтобы Малыш Луи хоть минутку постоял спокойно, но он не мог удержаться на месте и переходил из комнаты в комнату.

— Один из его друзей…

— Ладно. Короче. Сколько их у тебя было?

— Трое. Все очень хорошие, солидные люди. Последний — из дипломатического мира.

— Часто он приходит?

— Два раза в месяц. В первую и третью пятницу.

— И остается здесь ночевать?

— Да, — призналась она, краснея.

— А как с хозяйством?

— Не понимаю.

— Я спрашиваю: кто занимался хозяйством?

Казалось, это сбило ее с толку, а он был уверен, что она тут же солжет.

— Недавно я отказала горничной: обнаружила, что она ворует. Другую найти еще не успела. А пока по утрам мне помогает привратница.

Ясно. Он все понял и представил себе ее утром, в комнате с открытыми окнами, когда она проветривает постельное белье, суетится в пыли, волосы повязаны платком, на ногах шлепанцы.

— А ешь ты дома?

— Только в полдень. По вечерам я ухожу. На углу есть ресторанчик, где обедают только завсегдатаи, чаще всего русские. Люди очень порядочные.

Он вдруг схватил с постели свой пиджак, кинул его на руку и буркнул:

— До скорого!

— Ты уходишь?

— Да, пока ты немного приберешь в моей комнате.

— Вернешься?

Он пожал плечами. Ну конечно, вернется! Он позволил проводить себя до площадки, запечатлеть на щеке влажный поцелуй, посмотрел на дверь соседки и, посвистывая, направился к лестнице.